– Вам в самом деле всего пятнадцать? – удивленно спросила Мона. Продуманная косметика на лице юной красавицы была наложена умелой рукой, и ей вполне можно было дать лет двадцать.

– Через пару месяцев стукнет шестнадцать. Мисс Хэмилтон, я в самом деле искала встречи с вами. И просила Лорну рассказывать о вас.

– Да, она говорила мне, что вы интересуетесь модой.

Софию Гарленд природа наделила органичным чувством стиля. На ней было свободное белое платье джерси, а на шее – легкий шелковый шарфик, подходивший по цвету к ее глазам.

– Боюсь, что буду занята еще не меньше трех часов, – продолжила Мона. – Вам лучше пойти погулять и потом вернуться.

– Не могу ли я подождать здесь? Я буду вести себя очень тихо и не стану мешаться под ногами, – взмолилась Софи.

Мона хмыкнула.

– Могу себе представить, что по этому поводу сказал бы ваш отец.

– Да? Правда? И каких же слов вы ждете? – раздался за ее спиной голос.

Повернувшись, Мона увидела его обладателя. Ей пришлось задрать голову, чтобы посмотреть на него, и только так она опознала своего ночного противника. Его невозможно было узнать, и не только потому, что сейчас он отлично выглядел и казался милым. На губах его играла вежливая улыбка.

Она узнала это лицо с отретушированной фотографии, хотя в жизни оно было совершенно другим. Тот снимок изображал невыразительную мальчишескую физиономию. А перед ней стоял мужчина лет под сорок, с таким видом, словно он выдержал яростные штормы всех морей и океанов и, улыбаясь, вышел победителем из передряг.

В действительности в нем было все, чего так не хватало на фотографии, – жизнелюбие, уверенность в себе сильной личности и, кроме того, раскованность. На тонком лице выделялся четкий и благородный рисунок губ, а выступающий подбородок говорил об упорстве. Но ее внимание приковали глаза. Они были подобны огонькам в ночи и с неизъяснимой силой притягивали к себе.

Все эти мысли пронеслись в голове Моны в долю секунды, но внешне она смогла сохранить достаточно спокойствия, чтобы небрежно бросить:

– Каких слов я жду? Скорее всего, что-то о тупоголовых маленьких созданиях, которые не могут думать ни о чем, кроме как о тряпках.

У него хватило совестливого мужества покраснеть, но он быстро оправился.

– Неужели я мог сказать такое женщине? Честное слово, мне подобное не присуще.

– Вы намекаете, что мне показалось? – поджав губы, сказала Мона.

– Мисс Хэмилтон, – взмолился обладатель множества талантов и ученых степеней. – Полагаюсь на вашу благосклонность. Когда дочь узнала, кого я обидел, она стала угрожать мне страшными карами, если я не улажу с вами отношения. И если вы не простите меня, она никогда не будет со мной разговаривать.

– Это я все устроила, – с удовольствием сообщила Софи. – Это я попросила женщину из рекламного агентства, чтобы фотографом были только вы.

– А затем она мучила меня полдня, заставив прийти в студию, чтобы понаблюдать за вашей работой, – дополнил Гарленд. – Естественно, я предупредил ее, что вы выставите нас за дверь…

Он театрально развел руками, и Мона не могла не улыбнуться.

Она понимала, что его показное смирение – самый простой путь к цели: лишь бы доставить дочери удовольствие. Это понравилось Моне.

– Можете оставаться. – Она спрятала улыбку. – Но занята я буду долго.

– Тебе повезло, – бросил Гарленд дочери и повернулся к Моне. – Мы будем тихи как мышки, и вы забудете о нашем присутствии.

Софи куда-то ускользнула, а отец остался стоять на месте, не сводя глаз с хозяйки студии.

– Я приношу вам искренние извинения, – сказал он. – Когда я узнал, кто вы такая, то понял, каким идиотизмом были мои слова.

– Я испытала точно такое же чувство дважды, – призналась Мона. – Во второй раз – когда выяснила, что вы любимец всех женщин.

– То есть вы этого не знали? – растерянно спросил он, и оба рассмеялись.

– Почему вы сразу не сказали, что Софи ваша дочь?

Он улыбнулся.

– Я пытался, но вы заткнули мне рот, а девочка молчала, потому что эта ситуация ее потешала. Я надеюсь, страховая компания сообщила вам, что я взял всю вину на себя?

– Да. Но должна признаться, я собиралась связаться с вами и сказать, что не могу вам этого позволить. Вы были в какой-то мере правы. Я слишком поздно отреагировала, так что половина упреков приходится на мою долю. Не возражаете?

Он уклонился от прямого ответа, спросив:

– Вы возвращались после работы?

– Да.

– То есть были утомлены. Мне не следовало торопиться с выводами. Итак, я прощен?

– Конечно… если и вы простили меня.

– Мне нечего прощать, – добродушно признался он.