Впоследствии, когда Яшода Ма оставила свое тело, они построили ей памятник, назвав его самадхи. Вершину этого памятника увенчивала прекрасная мраморная статуя Кришны. В один из моих визитов, который состоялся вскоре после установки этой статуи, я заметил, что Кришна Прем носит на своей руке какую-то странную вещь, и попросил его объяснить, что это такое.

«Вы мне не поверите», — сказал он.

«Пожалуйста, объясните».

«Вы любите все подвергать анализу и, боюсь, сочтете, что я сошел с ума. Но я все же расскажу. Пятнадцать дней тому назад статуя Кришны, что была установлена на памятнике, начала плакать. Слезы капали из нее, не переставая. Мы сняли статую с основания, чтобы посмотреть, нет ли там источника просачивающейся воды, но ничего не обнаружили. Вода никак не могла подниматься вверх по статуе, а затем выливаться из ее глаз. Когда мы установили статую обратно на место, слезы потекли вновь. Это очень опечалило меня. Я решил, что должно быть совершил какую-то ошибку в своей садхане, и Ма была недовольна мной. Чтобы закрепить этот факт в своем уме, я взял кусочек материи, смочил его слезами и положил в медальон, который теперь ношу на своей руке. То, что я вам рассказал — правда, и я знаю, почему это произошло. Никому не рассказывайте об этом. Они решат, что я спятил».

«Не сомневаюсь в вашей честности, — сказал я, — но объясните, что же случилось».

«Покинув этот мир, гуру тем не менее продолжает руководить своим учеником, делая это многими путями. Это было знаком для меня. Я разленился. Вместо того, чтобы выполнять свою вечернюю садхану, я рано отправлялся спать. У нее была привычка напоминать нам о садхане всякий раз, когда лень брала над нами верх и мы начинали пропускать занятия. Должно быть именно в этом кроется причина».

Сказав это, Кришна Прем сделался очень серьезным и начал всхлипывать. Его любовь к своему гуру была столь безгранична, что не могла не пробудить во мне чувство вдохновения. Любовь к гуру — это первая ступенька лестницы, ведущей к Богу. Но это не любовь к человеческой форме.

Индусы, за исключением браминов, относились к этим двум европейским свами, Кришна Прему и Ананде Биккху, с глубоким восхищением. Брамины однако не питали к ним добрых чувств, так как видели, что эти двое более чисты и более продвинуты духовно, чем многие храмовые священники. Всякий раз, когда Кришна Прем и Ананда Биккху посещали какой-нибудь храм, их встречали там, как неприкасаемых. Я осуждал этих браминов и часто говорил двум моим друзьям, что невежество многих людей делает их фанатиками, а фанатизм не является составной частью ни одной из религий. Индия так же пострадала от деления на касты, как Запад от деления на расы и классы. Оба эти деления неприемлемы для человеческого общества.

Фотографии моего учителя

Я нарушил обязательства перед своим учителем, когда в 1939 году встретился с двумя фотографами из Франции, путешествовавшими в Гималаях в поисках интересных сюжетов для своих съемок. Мне захотелось, чтобы они сфотографировали моего учителя. Я отдал им несколько рупий, что были у меня в кармане, и занял еще 150 рупий, для того чтобы набрать нужную им сумму. Затем я провел их по узкому, деревянному мосту через Ганг к маленькой хижине, в которой мы с моим учителем остановились на пятнадцать дней.

Увидев фотографов, мой учитель посмотрел на меня и сказал:

«Ты плохой мальчик. Откуда в тебе столько упрямства? Они ничего не получат!»

Я не понял, что он хотел сказать. Порой я упрямо думал, что мой учитель — моя собственность. Отсняв два ролика пленки, фотографы перезарядили свои фотоаппараты и попросили меня сесть рядом с учителем, для того чтобы снять нас вместе. На этот раз мой учитель закрыл глаза. Наконец, фотографы закончили свою работу, отсняв в общей сложности четыре ролика пленки с помощью двух фотоаппаратов в период времени с трех часов дня до половины шестого. После этого фотографы еще немного поснимали горы, а затем отправились в Дели. Когда фотографии были проявлены и отданы мне, я не поверил своим глазам. На них было изображено то самое место, где сидел мой учитель, но не было его самого!

Я еще раза три или четыре, когда представлялась такая возможность, делал попытки сфотографировать моего учителя, но он всегда говорил:

«Изображение смертного тела может помешать тебе видеть внутренний свет, живущий во мне. Ты не должен привязываться к моему смертному телу; осознай нашу божественную связь».

Позже, накануне моих поездок в Европу и Японию, он сказал:

«Я не хочу, чтобы ты продавал меня на западном рынке».

Я уважал его чувства и никогда не делал попытки переснять единственную из существующих фотографий с его изображением. Это фото было получено одним из моих товарищей от фотографа, сделавшего его в Шринагаре ящичным фотоаппаратом. Йог способен помещать между собой и фотоаппаратом завесу, исключающую его появление на фотографии, но на этот раз в силу каких-то причин мой учитель не стал этого делать.

Кто может убить вечное?

Однажды, когда мы с моим учителем были в горах, произошел оползень, и огромная масса земли ринулась на нас, грозя похоронить нас под собой.

«Мы сейчас погибнем!» — закричал я.

«Кто может убить вечное?» — возразил мой учитель.

«Но ведь гора надвигается на нас, а ты говоришь: «Кто может убить вечное». Посмотри на эту гору».

«Стоп, — закричал мой учитель. — Дай нам пройти». — И гора остановилась.

Затем, после того как мы миновали это место, он сказал:

«Все. Теперь можешь падать». — И оползень продолжил свое движение вниз.

В другой раз, когда мой учитель совершал подъем на гору во главе какой-то группы людей, пошел снег; и на третий час этого снегопада сопровождавшие его люди, не имевшие на себе теплой одежды, обратились к нему со словами:

«Сэр, вас считают бессмертным. Говорят, что вы способны творить чудеса. Почему вы не прекратите этот снегопад?»

«Это нетрудно, — сказал он и затем произнес громким голосом:

«Прекратись. И пусть появится солнце!» — И его приказание исполнилось.