–  Очень хорошо. Но сначала мы должны найти такую уважаемую женщину.

–  Вы ее нашли. Я уже завлек ее в ловушку, и вы поймаете ее завтра, если постараетесь.

–  О чем вы говорите, мистер Хейл?
– спросила его жена с интересом.

–  Ну, мой идеальный ученик (как Маргарет зовет его) сегодня сказал мне, что его мать собирается навестить миссис и мисс Хейл завтра.

–  Миссис Торнтон!
– воскликнула миссис Хейл.

–  Его мать, о которой он нам рассказывал?
– спросила Маргарет.

–  Я полагаю, у него только одна мать, и ее имя миссис Торнтон, так что вы обе правы, - ответил мистер Хейл.

–  Я бы хотела посмотреть на нее. Должно быть, она - необычная женщина, - добавила миссис Хейл.
– Возможно, у нее на примете есть девушка, которая устроила бы нас и согласилась бы у нас работать. Она представляется мне бережливой, экономной женщиной, думаю, что она мне понравится.

–  Моя дорогая, - сказал мистер Хейл встревоженно.
– Прошу вас, не обольщайтесь прежде времени. Я полагаю, миссис Торнтон такая же по-своему высокомерная и гордая, как и наша маленькая Маргарет. И думаю, она не любит говорить о своем прошлом, о своих прежних невзгодах и об экономии. Я уверен, лучше не подавать вида, что мы знаем ее историю.

–  Но, папа, кажется, мне не свойственно высокомерие. Хотя ты постоянно упрекаешь меня в этом, я не могу согласиться с тобой.

–  Я не знаю, высокомерна ли миссис Торнтон. Но из того, что я узнал от ее сына, полагаю, что так оно и есть.

Однако характер миссис Торнтон не слишком занимал Маргарет. Ей лишь хотелось знать, должна ли она присутствовать при этом визите, поскольку это помешало бы ей пойти навестить Бесси в первую половину дня. Однако, поразмыслив, она решила, что в любом случае должна остаться дома и помогать матери.

Мистеру Торнтону пришлось приложить немало усилий, чтобы убедить мать нанести ответный визит Хейлам. Она не часто соблюдала светские формальности, а когда ей приходилось это делать, она выполняла свои обязанности, скрепя сердце. Ее сын подарил ей коляску, но она запретила ему держать лошадей. И они нанимали лошадей лишь для торжественных случаев, когда миссис Торнтон выходила в свет. Не далее, как две недели назад, она наняла лошадей на три дня и отдала визиты всем своим знакомым, и теперь могла спокойно сидеть в своем кресле, ожидая, когда те, в свою очередь, придут к ней в дом. Крэмптон находился слишком далеко, чтобы идти туда пешком. И миссис Торнтон несколько раз переспрашивала сына, в самом ли деле он желает, чтобы она потратилась на кэб и съездила к этим Хейлам. Она была бы рада, если бы без этого можно было обойтись. Миссис Торнтон заявила, что «нет смысла поддерживать близкие отношения со всеми учителями Милтона; это все равно, как если бы ты захотел, чтобы я навестила жену учителя танцев Фанни!»

–  Я бы так и поступил, мама, если бы у мистера Мейсона и его жены было так же мало друзей, как у Хейлов в этом незнакомом для них месте.

–  Ну, полно, полно! Я поеду к ним завтра. Я хочу только, чтобы ты точно понимал, чего хочешь.

–  Если ты поедешь завтра, я закажу лошадей.

–  Чепуха, Джон. Можно подумать, ты сделан из денег.

–  Нет, еще не совсем. Но с лошадьми я уже все решил. Последний раз, когда ты выезжала в кэбе, ты приехала домой с головной болью от тряски.

–  Смею сказать, что я никогда не жаловалась на это.

–  Нет, моя мать никогда не жалуется, - сказал он с гордостью.
– Вот поэтому мне стоит больше присматривать за тобой. И раз Фанни теперь здесь, — небольшая поездка пойдет ей на пользу.

–  Она сделана из другого теста, Джон. Она не вынесет этого.

Сказав это, миссис Торнтон замолчала. Ей не хотелось долго распространяться на эту тему. Она испытывала невольное презрение к слабости, а Фанни обладала слабым характером в отличие от матери и брата. Миссис Торнтон не была женщиной, склонной к излишним рассуждениям, ее здравый смысл и твердость не позволяли ей вести долгие споры даже с самой собой. Она интуитивно чувствовала, что ничто не сможет укрепить характер Фанни, ничто не сможет научить ее терпеливо сносить неприятности или смело встречать трудности. И хотя миссис Торнтон с болью признала недостатки дочери, она относилась к ней со своего рода жалостливой нежностью. Так обычно матери относятся к слабым и больным детям. Человек посторонний или невнимательный мог бы предположить, что миссис Торнтон с большей любовью относится к Фанни, чем к Джону. Но он бы глубоко ошибся. Та открытость и даже некоторая бесцеремонность, с которой мать и сын высказывали друг другу все, что было у них на душе, указывала на доверительные отношения между ними. А неловкая доброта миссис Торнтон по отношению к дочери, стыд, с которым она скрывала недостаток всех лучших качеств в своем ребенке, сама обладая ими и высоко ценя их в других, - этот стыд выдавал отсутствие прочной привязанности. Она никогда не называла своего сына иначе, чем Джон; «милая», «дорогая» и тому подобные слова были предназначены для Фанни. Но сердце матери благодарило Бога за сына день и ночь, она гордилась им.

–  Фанни, дорогая, сегодня я собираюсь заложить лошадей в коляску, чтобы поехать и навестить этих Хейлов. Почему бы тебе не поехать со мной и не повидать няню? Это по пути, она всегда рада видеть тебя. Ты можешь побыть там, пока я буду у миссис Хейл.

–  О! Мама, это так далеко, а я так устала.

–  От чего?
– спросила миссис Торнтон, слегка нахмурив брови.

–  Я не знаю, погода, наверно. Она такая расслабляющая. Не могла бы ты привезти няню сюда, мама? Коляска доставит ее сюда, и она сможет провести остаток дня здесь; я знаю, это ей понравится.

Миссис Торнтон не ответила, но положила свое шитье на стол и, казалось, задумалась.

–  Но ей придется возвращаться домой поздно, - заметила она, наконец.

–  О, я найму кэб. Я ни в коем случае не позволю ей идти домой пешком.

В этот момент в комнату зашел мистер Торнтон, чтобы попрощаться с матерью перед тем, как отправиться на фабрику.

–  Мама! Я зашел только сказать, что если у тебя на примете есть какая-нибудь девушка, которая могла бы ухаживать за больной миссис Хейл, то скажи ей об этом.