Лилиан наслаждалась возможностью побыть одной. Через дверь было слышно, как она чистит зубы. Затем последовала долгая тишина. Наверное, Лилиан воспользовалась зубной ниткой. И все только для того, чтобы заставить его ждать. К тому моменту, когда она закончила принимать самый долгий в своей жизни душ и вышла наконец из ванной в окружении облака пара, Трейс окончательно утратил чувство юмора. Впрочем, оно снова вернулось к нему при одном только взгляде на лицо Лилиан, когда он пристегнул ее наручниками к дверце холодильника, предварительно убрав подальше телефон.

Прекрасно понимая, что ему, возможно, не скоро удастся снова принять душ, Трейс решил насладиться им в полной мере. Хозяйка дома никуда не денется, если только ей не придет в голову тащить за собой холодильник весом в полтонны.

Закрыв дверь ванной, Трейс нахмурился. Все здесь указывало на то, что этой ванной пользуется женщина. В отделке преобладали зеленые и персиковые цвета, любая мелочь была подобрана в тон. Мыло пахло розами, шампунь – сиренью. Трейсу было чертовски не по себе в этой ванной. Даже бритвенный станок был чисто женским – с узором из крошечных маргариток на розовой ручке. Приняв душ, вымыв голову, побрившись и сменив повязку, Трейс почувствовал, что благоухает всеми ароматами цветочного сада. Что ж, хорошо хоть не рыбьими потрохами.

Самые простые движения отнимали у Трейса слишком много сил. Ему необходимо было подкрепиться.

Едва открыв дверь ванной, Трейс услышал голос Лилиан. Он не мог разобрать слов, но Лилиан явно говорила с кем-то, чьих ответов он не слышал. До телефона она добраться не могла. Черт побери, неужели к ней заглянул сосед?

Стараясь двигаться как можно быстрее и тише, Трейс пробрался в спальню и надел кроссовки. Если опять придется бежать, то лучше обутым. Затем он крепко сжал в руке револьвер.

Осторожно, стараясь не шуметь, Трейс выбрался в коридор. Он потерял слишком много крови и очень давно не ел. Ноги дрожали. От запаха кофе заныло в желудке. Что ж, вот и пришел конец спокойствию.

– Извини за вчерашний вечер, – донесся до него тихий голос. – Я тоже скучала по тебе. Поверь, это была не моя идея. Я постараюсь загладить вину, милый, честное слово.

Услышав последние слова, Трейс испытал вдруг странное чувство потери. И это было удивительно глупо. Все, что он потерял за последние восемнадцать часов – свободу, репутацию, карьеру, кусок собственной плоти, наконец, – было гораздо важнее, но почему-то не отзывалось в нем такой горечью.

Поскольку ответов собеседника по-прежнему не было слышно, Трейс предположил, что Лилиан либо говорит по телефону, – хотя непонятно, как ей удалось до него добраться, – либо уже начала заглаживать перед кем-то вину за вчерашний вечер. Вчерашний любовник, пристававший к ней возле мелочной лавки? Да нет. Тот парень был женат, а Лилиан никак не походила на разрушительницу семейного очага.

Прижавшись спиной к стене, Трейс медленно продвигался в сторону кухни. Господи, как это все противно! Ему не хотелось пугать Лилиан или причинять кому-то боль, но он не собирался попадаться в руки полиции. Он мог предложить только свое слово против слова Рэкли, но Рэкли был его шефом. Репутация Трейса, его послужной список – все это ничто по сравнению с подозрением в убийстве полицейского. Единственное, что могут дать ему годы беспорочной службы, – скорую смерть за решеткой. Он сам посадил в тюрьму достаточно людей, которые рады будут возможности с ним поквитаться.

Из кухни донесся тихий женский смех, от которого у Трейса побежали по спине мурашки. Для женщины, которую пристегнул наручниками к холодильнику скрывающийся в ее доме убийца, Лилиан вела себя чересчур спокойно.

– Да, я тоже люблю тебя, милый. Иди сюда.

Черт побери! Так там действительно кто-то есть!

Лилиан подпела немного играющему радио, затем произнесла:

– Знаю, знаю, любимец мышей, ты не любишь, когда тебя тискают.

Любимец мышей?

Трейс решил, что выждал достаточно. Ноги дрожали все сильнее. Пора. Он сделал еще шаг и осторожно заглянул за угол.

Лилиан была одна, там же, где он ее и оставил, по-прежнему прикованная к холодильнику. Она стояла к Трейсу спиной, прихлебывая кофе из кружки и глядя в окно. Со своего места она легко могла дотянуться до кофеварки и радио, которые уже успела включить. Выключенный из розетки телефон находился вне пределов ее досягаемости.

Так с кем же, черт побери, она разговаривала?

Тут внимание Трейса привлекло странное урчание. Одновременно он почувствовал, как что-то трется о его ногу. Взглянув вниз, Трейс чуть не выругался. Широко открытыми глазами на него смотрел самый белый, самый толстый, самый пушистый персидский кот, какого ему только приходилось видеть. Трейс ненавидел кошек. А это наглое животное пристроилось рядом, терлось о его ногу и урчало так громко, что, казалось, сотрясало стены. Трейс чувствовал себя так, будто на него надели тапочек из кошачьей шкуры с головой, хвостом, подозрительными желтыми глазами и черным, словно вдавленным носом.

Трейс засунул револьвер в наплечную кобуру.

– Так ты, вероятно, и есть любимец мышей?

Лилиан про себя порадовалась, что не подпрыгнула, услышав звук его голоса. Она знала, что Трейс здесь, чувствовала его присутствие, от которого начинало быстрее биться ее сердце, а в воздухе словно проскальзывали электрические заряды. Тем не менее, она заставила себя не отрываться от окна. Собаки резвились на весенней траве под ясным небом, таким голубым, что на него больно было смотреть. За забором шелестели листвой невысокие деревья. Ветерок колыхал пшеницу на поле мистера Керри. С другой стороны пасся скот Тома Ханны. Одна из коров просунула голову через проволочную изгородь, чтобы попробовать травки Лилиан.