Да, все вышло иначе. Доктор Макклур немного остудил свой пыл, бесцельно прогулявшись по японскому саду мимо группок гостей, и непроизвольно усмехнулся. Теперь он вынужден был признаться, что ему даже нравится вновь чувствовать себя молодым. Он посмотрел на луну, и на одно безумное, совершенно ненаучное мгновение ему захотелось остаться наедине с Карен в этом удивительном маленьком саду с его причудливыми, резко пахнущими японскими цветами.

Небольшой мостик как-то нелепо круто изгибался. Эва Макклур стояла на его изгибе, опершись о перила и мрачно глядя вниз.

Крохотный водоем был черным, не считая тех участков, на которые падал лунный свет. Когда на луну наплывало облако и жадно заглатывало ее, тьма становилась беспросветной, а на воде через три секунды появлялись широкие круги. Эва знала, что такое происходило за три секунды, успев подсчитать время краем рассудка.

Здесь все было крошечным — узловатые карликовые деревья уме, или по-европейски сливы, с их нежными цветами, полуприкрытыми тенью, и этот водоем. Даже голоса гостей Карен еле доносились из павильона, с трудом проникая через полотнище мглы. Извилистые японские фонарики, словно миниатюрные аккордеоны, висели над головами на невидимых проволоках. Среди тщательно подобранных азалий, ирисов, глициний, пионов — любимых Карен цветов — Эва почувствовала себя школьницей-переростком в игрушечной стране.

«Что же все-таки со мной случилось?» — с отчаянием размышляла она, наблюдая за расширяющимся кругом.

Этот вопрос она задавала себе уже не раз за последние дни. Еще недавно Эва была просто здоровым и полным сил молодым существом и росла без всяких раздумий, да и без особых чувств. Она не испытывала ни боли, ни удовольствия.

Оторвать бы им всем головы!

Доктор Макклур подготовил хорошую почву. Эва выросла в райском уголке Нантакет, который овевали соленые ветры, казавшиеся еще приятнее из-за щедрой, благоухающей растительности. Доктор отправлял ее учиться в лучшие школы, перед этим тщательно и не без подозрений проверяя их. Он не жалел на нее ни денег, ни времени — для девочки покупались лучшие платья, о ней заботились преданные слуги. Он превратил их дом без матери в дом для Эвы и закалял ее, ограждая от инфекций, с таким же знанием дела, с каким следил за ее воспитанием.

Однако в те годы формирования Эва не ощущала никаких агрессивных, терзающих душу эмоций. Она понимала, что развивается, но ведь и растение, должно быть, тоже смутно чувствует свой рост. И, подобно всем растущим организмам, девушка сознавала — жизнь идет своим чередом, помогая ей набраться сил, творя с нею разные чудеса, выстраивая ее и наполняя смыслом, пока еще очень незрелым и не поддающимся выражению. Да и цель тоже лишь мелькала где-то в дальней дали. Это было интересное и даже волнующее время, и Эва жила в нем, радуясь и сияя, как растение, когда в нем пульсируют соки.

Но затем внезапно все вокруг нее померкло, словно какое-то гигантское чудовище поглотило солнце и окрасило мир в зловещие, неестественно черные тона.

Из веселой, очаровательной, легкомысленной девушки Эва неожиданно превратилась в угрюмое существо. Теперь она постоянно размышляла, и мысли ее были одни мрачнее других. Модные платья, которые еще вчера так ее волновали, сегодня ей наскучили, и она разругалась со своей портнихой. Друзья, с которыми Эва всегда отлично ладила, вдруг сделались невыносимыми, и с двумя из них ей пришлось навеки расстаться, когда она выложила начистоту все, что о них думала.

Тут таилось что-то непонятное. Театр, любимые книги, волшебное мастерство Каллоуэй и Тосканини, приемы с коктейлями, захватывающая дух торговля в бостонских и нью-йоркских магазинах, сплетни, танцы, разные истории, где лидерство неизменно принадлежало ей, — все, что раньше составляло круг ее интересов и смысл ее жизни, почему-то поблекло, точно некая сила организовала против нее заговор. Она даже попыталась выместить свой гнев на своем любимце — жеребце Брауни из конюшен в Центральном парке, и Брауни так рассвирепел, что бесцеремонно сбросил ее в канаву. Ушиб от падения ощущался до сих пор.

Все эти характерные симптомы дали о себе знать непривычно жаркой и душной весной в Нью-Йорке — доктор Макклур уже давно не жил в доме в Нантакете и лишь изредка приезжал туда на уик-энд. На их основании можно было бы поставить очень простой диагноз, прояви доктор свойственную ему наблюдательность. Но в те дни бедняга был слишком поглощен своими романтическими экскурсами и не видел ничего дальше собственного носа.

— Как бы я хотела умереть! — обратилась Эва к плавающим в водоеме маленьким рыбкам. И в тот момент ее слова были искренними.

Мост скрипнул, и по его дрожи Эва поняла, что рядом с нею остановился какой-то мужчина. Она почувствовала, как ей стало жарко — куда сильнее, чем предполагалось этим теплым майским вечером. До чего же глупо, если он услышал…

— Почему? — произнес мужчина. И это был не просто мужской голос, а голос молодого мужчины, да к тому же до отвращения красивый. Нетрудно понять, что она растерялась.

— Уходите отсюда, — проговорила Эва.

— Чтобы потом до конца жизни мучиться угрызениями совести?