Шрифт:
Это были великого мужества люди!…
Вскоре после тех памятных и горьких событий грянула война. Перед самой войной в моей личной жизни произошли заметные перемены: я женился.
Свадьбу мы отгуляли шумно. Молодые летчики веселились всю ночь. Из старших товарищей присутствовал только командир эскадрильи Петр Неделин. В тостах, которых было множество, все желали молодоженам долгой и счастливой жизни,- разумеется, жизни мирной. И никто из присутствующих не догадывался, что мирной жизни осталось нам всего несколько дней.
Мы еще не успели как следует устроиться на новом месте,- вдруг незадолго до рассвета в окно нашей квартиры раздался стук. Это был посыльный из штаба полка: «Тревога!»
Тревоги для нас, летчиков, не были неожиданностью. В целях проверки они нередко устраивались и раньше. Мы, как положено, вскакивали, хватали заранее припасенный и собранный чемоданчик со всем необходимым и бежали на аэродром. Так, думалось, будет и сейчас.
Однако объявленная тревога оказалась первой тревогой военного времени.
Как и раньше при тревогах, в назначенном месте летчиков поджидал автобус. По улицам спящего города спешили военные с чемоданчиками в руках. Город спал, а жизнь в нем продолжалась. Поднятые среди ночи, привычно собравшиеся летчики встречались по дороге и перебрасывались короткими замечаниями. Кто-то принялся рассказывать о кинофильме, который смотрел вечером вместе с женой.
Было сыро, рассвет еще не начинался. С вечера шел мелкий дождь. В автобусе, который должен доставить летчиков на аэродром, уже сидело несколько человек. От сырости и холода подняты воротники. Тлеют огоньки папирос. Как уж положено, первыми при тревогах всегда собираются женатые. Холостых, как правило, приходится ждать. Теперь я, сам женатый человек, явился в числе первых и через несколько минут начинаю ворчать, что этих проклятых холостяков вечно приходится… Однако скоро все собрались, и автобус тронулся в полной темноте. Летчики молчали. Кое-кто задремал.
На аэродроме нас поразило необыкновенное оживление. Горели огни. Выйдя из автобуса, мы бросились бежать к своим самолетам. Пока я переодевался, техник и моторист уже подготовили машину к вылету.
– Все в порядке?- крикнул я, подбегая.
Техник молча отсалютовал рукой: все готово.
Подхватив мотающийся планшет, я побежал к командиру звена.
Командир звена Володя Пешков выглядел необыкновенно деловитым. Он даже толком не выслушал меня.
– Быть всем у самолетов,- приказал он.- Быть готовыми к вылету.
По всему аэродрому наблюдалась лихорадочная суета. Особенно старались техники и мотористы. Было какое-то недоброе предчувствие, что сегодняшняя тревога – совсем не учебная.
Медленно, неохотно занимался сырой ноябрьский день. Низко угадывались тучи. Мы стояли у подготовленных машин. Тускло поблескивали влажные плоскости. Летчики от нетерпения ходили взад-вперед, хлопали перчатками. Почему-то никто ни с кем не заговаривал.
Наконец, когда совсем почти рассвело, послышалась команда:
– Всему летному составу – в штаб!
Коля Муров оживился и помахал мне рукой:
– Бежим, чего тянешься!
Он подождал, пока я догоню его. Пошли вместе.
– Слушай,- сказал он,- что-то мне не нравится все это. Зачем же в штаб всех?
Мне и самому было непонятно. Обычно, как уж мы привыкли, всему составу приходилось бы теперь отрабатывать какое-нибудь учебное задание. А тут собрали чуть свет, топчемся у машин уже несколько часов и — ничего не ясно.
– Сейчас узнаем,- сказал я, наблюдая, как из штаба выбегают рассыльные и спешат по каким-то делам.
Муров тоже обратил внимание, что в штабе сегодня необыкновенное оживление.
В штабе, в небольшой прокуренной комнате, уже находились командиры звеньев. Когда собрались все летчики стало не протолкнуться. Сидело всего несколько – старшие. Остальные стояли, теснились, чтобы пропустить подходивших.
– Товарищи,- командир эскадрильи Неделин встал и с минуту молча вглядывался в лица летчиков. Наступила глубокая тишина.- Товарищи, сегодня начались военные действия с Финляндией. Всем нам приказано находиться в полной боевой готовности. Вылет может быть в любую минуту,
И сам командир эскадрильи и комиссар Гриша Кравцов были в полном облачении. В тишине слышно стало как скрипят на летчиках ремни. Никто не проронил слова.
Собственно, большого разговора не было. Да и о чем было говорить? Но мы почувствовали, как разом отлетели от нас все прежние заботы. Мы стояли на пороге чего-то еще не изведанного, тревожного.
Командир тут же отправился в штаб полка. Мы разошлись к своим машинам.
Сначала мы надеялись, что вот-вот получим боевой приказ, однако наступил день, подошло время обеда,- нам его принесли прямо на поле, к машинам, а приказа все не было. К вечеру стало известно, что ночевать будем здесь же, на аэродроме, все в той же боевой готовности.