Теперь можно было подняться и оглядеться как следует. Снег доходил до пояса. Где-то позади глухо рокотал бой. Но здесь, на этом участке, стояла удивительная тишина. Далеко ли наши? Я с беспокойством пощупал свои ноги – они уже не чувствовали боли. Неужели обморозил? Да нет, вроде не похоже. Тогда скорее к своим! Спасение мое только в быстроте. Сначала я бежал в шлемофоне и толстом теплом комбинезоне. Скоро стало жарко, я задыхался. Тогда я сбросил мешающий мне комбинезон и налегке, в одних носочках, побежал.

Сейчас трудно сказать, сколько мне пришлось бежать. Помню лишь, что бежал я не переставая, бежал из последних сил, бежал и все видел перед собой неуклюжего безногого инвалида. Только бы не отморозить ноги!

Когда становилось совсем уж невмоготу, пот заливал глаза и сердце, казалось, вот-вот выскочит из груди, я садился в снег и хватался за ноги. Сначала мне казалось, что они совсем не чувствуют боли. Я принимался тереть, щипать и – о, радость!- становилось больно. Значит, не все еще потеряно. Вскочив, я снова бежал.

Бежать было трудно: глубокий снег доходил порой едва ли не до груди. Кругом была тишина, безмолвие, хмурые, осыпанные снегом деревья. Чужая, страшная земля. В любую минуту из-за деревьев могли выскользнуть финские лыжники, рассыпаться цепью и… Но о том, что могло последовать, мне не хотелось и думать.

– Стой!- раздался вдруг громкий, повелительный окрик. Я бросился в снег и приготовил пистолет. Враг? Лыжники?

– Кто такой?- снова раздалось неподалеку. Я не видел, откуда спрашивают. Но русская речь подействовала на меня успокаивающе. Я встал во весь рост.

– Свой! Свой! Летчик!

Из-за деревьев показались вооруженные люди в белых халатах. Это было наше боевое охранение.

Бойцы провели меня в землянку и в несколько рук принялись яростно оттирать снегом. Здесь, в землянке пехотинцев, я впервые в жизни выпил стакан спирта (до этого я в рот не брал спиртного), выпил, согрелся и заснул.

Назавтра я был уже в своей части.

– Живой?!- обрадовались товарищи, увидев меня целым и невредимым.

– Братцы, смотри, кто пришел!

– Серега!… Родной!

На меня навалились и едва не смяли. Радовался Коля Муров, сдержанно хлопал по спине мой командир Владимир Пешков.

Радостно было снова очутиться в родной эскадрилье.

После объятий и расспросов командир звена Владимир Пешков объяснил, что произошло с моим самолетом. Оказывается, волна истребителей шла чересчур низко, и моя машина попала в струю от артиллерийского снаряда. Поток воздуха был настолько силен, что самолет перевернуло. Такие случаи, по словам Пешкова, бывали и раньше.

– Ну, все хорошо, что хорошо кончается,- резюмировал он.- Как чувствуешь себя?

– Прекрасно!- мне и в самом деле казалось сейчас, что никакой беды не было. Отдохнувший в солдатской

землянке, накормленный, я чувствовал себя бодрым, полным сил.

– Надо командиру эскадрильи представиться,- сказал Пешков.- Пошли.

Командир эскадрильи Иван Иванович Попов (Петр Неделин к тому времени был назначен командиром полка) был гораздо старше нас. Участник боев в Монголии, он носил на гимнастерке несколько правительственных наград.

Встретил меня Попов со сдержанной радостью.

– А мы уж думали… Ну садись, рассказывай. Как самочувствие? Летать можешь?

Мог ли я летать? После всего, что мне довелось пережить, я ни о чем больше не думал, как только подняться в воздух. Ну ее, эту землю, в небе куда покойней и надежнее!

– А мы вчера отличились,- говорил командир эскадрильи.- Жаль, тебя не было с нами. Вы еще не рассказывали?- спросил он у Володи Пешкова.

– Некогда было. Не успели.

Вчерашнее начало больших наступательных боев сложилось для наших летчиков удачно. После штурмовки позиций, на обратном пути эскадрилья встретила в небе самолеты противника. Враг не отвернул в сторону, как обычно, а навязал бой. Наши ребята, молодые летчики, показали не только отвагу, но и рассудительное хладнокровие. Потеряв два самолета, противник вышел из боя и ушел на свою сторону.

Слушая рассказ товарищей о вчерашнем дне, я испытывал неловкость за то, что не был с ними в бою. Я уж забыл, как бежал под автоматными очередями «кукушки», как полз в снегу. Мне не терпелось снова сесть в кабину и взлететь в небо.

Отправляясь в этот же день на боевое задание, я почувствовал, насколько сжился я с боевой машиной, с тем непередаваемым ощущением, которое испытывает летчик в полете. Я понял, что с небом теперь связана вся моя жизнь. Мне приятно было вновь взять в руки рычаги послушной боевой машины, видеть впереди и сбоку привычный строй эскадрильи. Здесь я на своем месте. Только после вчерашнего я как-то остепенился, словно стал старше, спокойней, рассудительней.