– На виражах! Только на виражах!- настаивали ребята.- Да и смелей надо! Прямо в лоб! Они молодцы, когда стаей, а ты иди ему прямо в лоб – он и струсит.

Маневр самолета на виражах, надо сказать, принадлежит нашей, русской авиации. Еще в свое время Нестеров настаивал на выполнении виражей и разворотов с обязательным креном – тем более глубоким, чем круче разворот. Он тогда был пионером во многих фигурах высшего пилотажа,- не только автором знаменитой «мертвой петли». До Нестерова многие летчики и даже инструкторы опасались сколько-нибудь значительных кренов и любой разворот выполняли «тарелочкой». И понадобилось время, чтобы виражи стали обязательной и самой обыденной фигурой в арсенале любого летчика.

Так что в этом нам следовало лишь смелее развивать отечественную традицию и навязывать немцам в бою свой маневр.

Правы были ребята и в том, чтобы идти смелее в лоб. Здесь я должен немного отвлечься. На эту тему — о таране – во время войны и после нее долго не затухали страстные споры. В том, что такой поступок героичен, сходились все, и фамилии мастеров таранного удара до сих пор окружены в нашей авиации заслуженной славой. Спор шел о другом: выгодно ли идти на таран? Ведь счет получался равный: сбитый противник и поврежденный самолет у нас. И это при превосходстве немцев в технике! Простой арифметический подсчет говорил вроде бы против тарана: для немцев потеря одного самолета легче, чем для нас. У нас их и без того не много. Но тут следовало учитывать факторы, которые не поддаются холодным арифметическим подсчетам: моральное состояние, боевой дух, решимость. И в самом деле: фашистские летчики прекрасно знали, что наши без колебаний идут на таран. Здесь сталкивались как бы две психологии: захватчика и защитника. И захватчику не было расчета гибнуть. Немцы явно не любили, когда наш истребитель начинал энергично сближаться, тут им бывало уже не до выполнения задания, и они отворачивали в сторону. Для нас это был большой козырь, и в тяжелый период начала войны мы его бросали в игру без колебания.

Интересно, что по мере того как наша авиация становилась многочисленней, получала более совершенные самолеты с мощным пушечным вооружением, случаи тарана становились все более редкими, пока не прекратились совсем. В них просто не было больше нужды.

Что же касается маневрирования на виражах, то, забегая вперед, скажу, что маневр вести бой на глубоких виражах скоро усвоили все наши летчики. И даже впоследствии, когда у нас появились более быстроходные и облегченные машины, мы зачастую оставались верны испытанным и проверенным приемам воздушного боя, естественно, каждый раз внося в них необходимые элементы новизны, творческой смекалки.

Еще в октябре, когда на заседании Военного совета армии обсуждался вопрос об эвакуации важнейших предприятий и организаций из Ростова, было решено создать специальную эскадрилью истребителей, которая надежно прикрыла бы от вражеских бомбардировок железнодорожный узел. Такая эскадрилья была организована. Базировалась она на аэродроме под Ростовом, и летчикам ее помимо охраны железнодорожного узла часто приходилось принимать участие в воздушных боях на близких подступах к городу.

Одной эскадрильи для выполнения такой ответственной задачи оказалось мало. Но война тем временем подошла к Ростову почти вплотную, и прикрывать город стала вся авиация, которая только была у нашего командования.

В первые дни ноября, сосредоточив значительные силы артиллерии и танков, противник перешел в наступление на Шахты с тем, чтобы в последующем ударами с севера и северо-востока овладеть Ростовом. В северных районах области начались ожесточенные бои на земле и в воздухе.

В те дни в нашем полку родилась интересная идея.

Педантизм немцев недаром вошел в поговорку. Мы об этом знали, читали, а затем убедились сами. Верны себе они оставались и на войне.

Взошло солнце – война началась, зашло – войне конец, пора на отдых. Так, по крайней мере, было в первый период.

Новый командир нашего полка майор Федор Телегин умело воспользовался этим слепым педантизмом противника.

Федор Телегин пришел к нам в полк из другой части. Старый и опытный летчик, он понимал, что назначение к нам ставит его в очень сложное положение. Он знал, что погибший Иван Иванович Попов пользовался у нас огромным авторитетом, его беззаветно любили не только летчики, но и мотористы. Новому командиру предстояло заменить погибшего. На первых порах Федор Телегин вел себя вроде бы незаметно. Но летчики, ревниво следившие за новым командиром, сразу же отметили его высокое летное мастерство, отвагу и находчивость. Федор Телегин, новый командир полка, оказался летчиком высокого класса.

Мысль воспользоваться педантизмом немцев пришла Федору Телегину вскоре после его назначения. Он поделился ею вначале с командирами эскадрилий. Все охотно поддержали ее. В самом деле, проще нельзя и придумать. Дожидаясь полного рассвета, мы как бы молчаливо принимали правило врага – воевать только днем. А какие могут быть общие правила с ненавистным врагом? Фашистов следовало уничтожать в любое время суток, в любую погоду.

И вот с тех пор наши «лагги» стали совершать налеты на самом рассвете.

Новый распорядок дня сократил и без того скудные часы отдыха. Рабочий день истребителей начинался теперь затемно.

Подъем на аэродроме производится бесшумно, в полной темноте. Не зажигая огня, летчики одеваются и покидают землянки. В этот ранний час на аэродроме уже кипит жизнь. Давно на ногах техники и обслуживающий персонал. В стороне, под прикрытием деревьев, еле светятся огоньки в столовой.

За завтраком командир полка только уточняет задание. Обо всем, что нужно, он переговорил с командирами эскадрилий вчера с вечера, когда закончился день. Всем все ясно, и летчики, позавтракав, отправляются к машинам.