Д. Леонов был человеком большой порядочности и честности. Он работал на многих должностях в политорганах Вооруженных сил СССР, в том числе и на очень высоких. Хорошо разбирался в людях, верил в них. Оперативную работу он, конечно, не знал, но не чурался советоваться с подчиненными по самым разным вопросам и аспектам чекистской деятельности. Нередко по разным специальным вопросам он обращался и ко мне.

Будучи глубоко партийным и принципиальным человеком, он умело исправлял ошибки в работе управления, допущенные бывшим руководством, и мог твердо вести дело в заданном направлении. Он был очень строг и требователен не только к подчиненным, но и, прежде всего, к себе. Лично был очень скромен на службе и в быту. Среди оперсостава он пользовался заслуженным авторитетом и уважением.

Работа по рассмотрению дел на военачальников отнимала у меня много времени, отвлекала от живой работы, требовала множества справок, проверок, уточнений.

Но работа была очень важная, ответственная, требовавшая предельного внимания, точности и объективности.

Среди рассмотренных дел были настоящие трагедии и сложно закрученные драмы. Хватало и ярких комических моментов..

Однако пересказывать те дела не могу прежде всего по этическим соображениям. Кратко расскажу о рассмотрении одного дела и о дальнейшей судьбе его фигуранта.

Однажды среди дел я нашел тонкую синюю папку — дело генерала И. Рухле. Это был один из первых красных офицеров, старый член партии, герой Гражданской войны, награжденный орденом Красного Знамени, стоявший в почетном карауле у гроба Ленина.

В этой папке находилась подлинная телеграмма командующего Сталинградским фронтом А. Еременко — И. Сталину, датированная осенью 1942 года, где тот возлагал вину за срыв сентябрьского наступления на готовившего его начальника оперативного управления штаба фронта генерал-майора И. Рухле. На телеграмме красным карандашом личная резолюция Сталина: «Рухле арестовать».

Переворачиваю телеграмму и вижу небольшую справку, что И. Рухле сидит в таком-то лагере. Ни приговора, ни решения суда, ни на сколько лет осужден И. Рухле — ничего этого не было. А сидел он уже более 10 лет. Дело показалось мне необычным.

Я доложил Д. Леонову об арестованном И. Рухле.

— Так я его знаю еще по работе в Генштабе, достойный человек, — сказал Леонов, — оставь-ка папку у меня.

Месяца через полтора Д. Леонов вызвал меня и сообщил, что И. Рухле жив, освобожден, восстановлен в звании генерал-майора и направлен в Петрозаводск заместителем командира стрелкового корпуса к генерал-лейтенанту С.А. Андрющенко.

Позднее, уже работая в Москве и проживая на Кутузовском проспекте, я узнал от жены, что наши соседи сверху — семья какого-то уважаемого генерала. Оказалось, что фамилия генерала — И. Рухле. Так мне довелось познакомиться с человеком, заочно знакомым мне ранее. О своем участии в его судьбе я никогда ему не рассказывал. Уже находясь на пенсии, Иван Никифорович Рухле вел большую общественную и партийную работу: был секретарем парторганизации уволенных в запас генштабистов — офицеров и генералов. Зная о моей работе в КГБ, он никогда не проявлял какого-либо недружелюбия или неприязни. Родственники его до сих пор поддерживают с нами дружеские отношения.

Запомнился один из курьезных эпизодов моей работы начальником 1-го отдела. Дело было в Москве, в середине 50-х годов. Однажды в моем кабинете раздается звонок по кремлевскому телефону. Снимаю трубку. Звонит начальник Главного разведывательного управления Генштаба генерал-полковник М.А. Шалин:

— Леонид Георгиевич! У нас ЧП. Прошу срочно приехать. — Голос глухой, взволнованный.

Через полчаса вхожу в кабинет М. Шалина. Тот перебирает за своим столом бумаги. Лицо у него серое, руки дрожат. В кабинете адмирал Л. Бекренев. Со мной начальник отделения нашего отдела — подполковник Н.И. Найдович.

— Вот, — разводит руками Шалин, — приходил ко мне адмирал Леонид Константинович Бекренев (начальник стратегической разведки) с рядом папок. Среди этих папок принес доклад для ЦК — о результатах работы стратегической разведки ГРУ за год, важнейшие новые положения… в зеленоватой скользкой папке, тоненький. Совершенно секретный, особой важности документ. Я чуть кое-где подправил. Передал документы Л. Бекреневу для исправления некоторых мест, и тот ушел. Потом быстро вернулся и взволнованно говорит: «Я не взял документы для ЦК!» Отвечаю, Что точно передал их ему.

Я стал спрашивать, куда пошел Л. Бекренев после ухода от М. Шалина.

— Вышел в приемную, потом в коридор и к себе в кабинет — он рядом, десять шагов по коридору. Все уже осмотрели — ничего не нашли.

— Больше нигде не были? Никого не встречали? В туалет не заходили?

— Нет. Никого не встречал. Больше нигде не был. — Л. Бекренев нервно, заметно дрожавшей рукой достал сигарету.

Предлагаю: давайте воспроизведем всё, как было. Л. Бекренев с пятью-шестью тоненькими папочками заходит к М. Шалину. Тот просматривает документы и возвращает их Л. Бекреневу. Спрашиваю последнего: