Дарина не почувствовала раскаяния оттого, что подстроила драку, в которой ее враги истребили друг друга. Однако, памятуя Божьи заповеди, она в тот же вечер от души покаялась в грехах, как вольных, так и невольных, и поставила в церкви поминальные свечи.

«Ничего, — говорила она сама себе, — ради сына, ради его благополучия я и не на такое пойду. А злодеи получили по заслугам, но пусть их Бог простит».

Драки с убийствами были не редкостью в смутные времена, а потому никто в селе не удивился, когда возле церковной ограды оказалось сразу три трупа. Тело Зиновия забрали приехавшие с ним слуги, а Борила-Змея и Гуюка, как бродяг, из милосердия похоронили монахи.

Теперь, когда в окрестностях не осталось людей, от которых могла исходить опасность, у Дарины стало спокойней на душе. Лишь одна тревожная мысль язвила ее поначалу: из ума не шли слова Зиновия о неком воскресшем сыне боярыни Ксении. В детстве Дарина боялась привидений и теперь вдруг вспомнила эти страхи, порою даже пугалась темноты, в которой ей мерещилось злобное лицо Карпа. Первое время, когда Дарине было особенно страшно по ночам, она обращалась к Богу: «Господи, если есть на свете призраки, то пусть в моей жизни это будет призрак Антона, а не Карпа».

Но, как ни тяжело было Дарине побеждать свой страх, она боролась с ним в одиночестве, не рассказывая Ксении о коварных намеках Зиновия, которые могли разбередить раны в материнском сердце.

Потом, постепенно, страхи рассеялись, и у Дарины уже не осталось сомнений, что Зиновий солгал ей, желая растревожить, напугать и сделать легкой добычей для себя.

Пережив много горя и утрат, повидав бедствия войны, Дарина больше стала ценить простую, мирную жизнь. Она уже не сетовала на судьбу за то, что не посылает ей счастья любви, а благодарила за спокойствие, за возможность растить сына, видеть небо, землю и людей, живущих на этой земле.

Однажды вечером Ксения и Дарина сидели на крыльце, сматывая нитки в клубок. Святослав тут же, рядом, играл с котенком.

Обратив внимание, что Дарина задумчивым взглядом смотрит куда-то вдаль, Ксения спросила ее:

— Ты грустишь? Наверное, тебе скучно жить в глуши, бедное дитя. Я и сама иногда вспоминаю свою молодость в Киеве и поневоле грущу.

— Нет, матушка, мне вовсе не грустно, — улыбнулась Дарина. — Вон, видишь, удороги крестьянская изба, а в ней — огонек? Это значит, что за окошком — люди, что мирная трудовая жизнь идет своим чередом. Я уже много натерпелась горя и теперь понимаю: радость жизни — в самой жизни, в отсутствии смерти и войны.

— Воистину ты Божий дар, Даринушка, — прошептала Ксения.

Моток ниток соскользнул у Дарины с колен, покатился по полу. Святослав кинулся за ним наперегонки с котенком. Заливаясь смехом, малыш поднял свою добычу двумя ручонками и отнес матери.

— Вот умница, вот помощник, — погладила она его русую головку.

Карие глаза сына взглянули на нее с доверчивой детской мудростью.

1263 год

Дожди в середине мая сменились солнечным, весенним теплом. Цветущие деревья и травы, капли росы на изумрудной зелени, пение вернувшихся с юга птиц, яркая синева небес — все прелести весны, казалось, призваны были радовать людей, погруженных в повседневные тяготы жизни, и напоминать им, что кроме хлеба насущного есть еще и красота Божьего мира.

Дарина задумалась об этом, сидя с рукоделием на скамейке в саду и наблюдая, как шестилетний Святослав стреляет из лука, который смастерил ему еще покойный Ярема Саввич. За прошедшие годы умерли также и Ефросинья с Фотинией. Дарина почти не грустила о Фотинии, а вот Ефросинью и Ярему оплакивала как родных.

Думая сейчас о бренности мира и о быстротечности красоты, Дарина мысленно обратилась к Богу с привычными уже словами благодарности за то, что помог ей одолеть множество бед и растить сына в мирном доме, на свободе и среди верных людей. Большего она и не просила, радуясь уже тому, что жизнь вокруг стала поспокойней и уже не грозила ежеминутно военной смутой.

Даниил и Василько смогли надолго замириться с татарами, хоть это и стоило больших жертв. По приказу Бурундая князья вынуждены были разрушить многие крепости. Они не смогли расширить свои владения ни на запад, ни на восток. И все-таки непрочный мир установился, а татарское владычество в Галицко-Волынском княжестве не было столь тягостным, как в северных и восточных землях Руси. Татары здесь не вмешивались во внутренние дела, довольствуясь собиранием дани.

В последнее время проезжие люди поговаривали, что князь Даниил очень болен и, наверное, скоро Господь призовет его к себе. Но у Даниила Романовича были достойные наследники — брат Василько и сын Лев, и подданные надеялись, что они защитят свои земли не хуже, чем это делал Даниил Романович, когда был в силе.

Дарина слушала рассказы о делах княжеского дома, но они волновали ее куда меньше, чем собственные домашние заботы. И главной, самой тяжкой заботой в последнее время было здоровье боярыни Ксении. Дарина давно уже видела в свекрови свою вторую мать, а потому болезнь боярыни пугала ее призраком будущего сиротства, во время которого уж точно не на кого будет опереться.