Николетт потребовалось все ее мужество, чтобы встать с места. Гордо подняв голову, устремив взор прямо перед собой, она вышла из комнаты, обдав холодным презрением последовавших за ней стражников.

Лестница привела в обширный коридор. В свете фонаря мелькнули буфеты, шкафы, на стенах – щиты ушедших предков. Где-то в самой середине коридора открылось темное отверстие, обрамленное тяжелыми камнями. Словно разверстая пасть Сатаны. Темная лестница с каменными ступенями вела вниз, в саму преисподнюю. Стены разъедены сыростью.

Лестница кончилась. Впереди, в неровном свете фонаря заблестели лужи.

«В этой ужасной мгле наверняка есть крысы и слизняки», – с ужасом подумала Николетт. Кажется, что-то прошмыгнуло прямо у ее ног. Она с трудом сдержала крик.

Перед огромной, обитой железом дверью, стражники остановились. У Николетт упало сердце. Она прислонилась к холодной стене, чтобы устоять на ногах. Заскрежетал ключ, дверь распахнулась.

Николетт слышала немало рассказов о подобных подвалах. Забытые Богом, эти темницы помнили стоны тех, кого ее свекор послал на голодную смерть или на съедение крысам.

Стражники, взяв Николетт за локти, втолкнули ее в темноту и захлопнули дверь.

– Подобных леди нужно держать под замком, – заметил один. Второй засмеялся.

Вновь заскрежетал ключ в замке.

Раздался звук удаляющихся шагов, а затем – тишина. И только падающие капли.

Какое-то время она стояла, прижавшись к двери, не в силах пошевелиться. Затем глаза стали привыкать к темноте. В комнате с низким потолком у стены был деревянный настил – видимо, он служил постелью, и деревянный стул. Николетт неуверенно подошла к своей новой жесткой постели и, свернувшись клубочком, зарыдала.

Лэра и сержанта отправили на ночлег в зал напротив комнаты Лашоме. Там суетились несколько служанок, с подозрением посмотревшие на вошедших. В комнате пахло шерстью и прогорклым маслом. В дальнем углу был отгорожен закуток с двумя кроватями.

Сержант, спотыкаясь в темноте, нащупал деревянный настил и разразился проклятиями. У стены лежали мешки с шерстью, готовая пряжа, обрывки нитей, едва различимые в бледном свете свечей.

Задолго до рассвета звон колокола и топот множества ног разбудили Лэра и сержанта. Де Фонтен поднялся и вышел в коридор.

Стражники Лашоме, подобно муравьям из горящего муравейника, тащили вещи своего хозяина – ящики, ковры, одеяла… Сборы продолжались весь день. Лашоме бегал среди слуг, подгоняя нерадивых, выкрикивая приказы.

На следующий день, не успело солнце осветить булыжники во дворе, Лашоме, его рыцари и слуги, сержант и его солдаты, сопровождаемые гружеными телегами, прогрохотали по подъемному мосту и покинули замок. Во всем Гайяре осталось не более дюжины слуг. Альбер доложил, что обнаружил в конюшне старого солдата, которого Лашоме счел непригодным к дальнейшей службе, а также трех юношей в возрасте от десяти до четырнадцати лет.

В сторожевой башне также обнаружили одноногого старика, в чьи обязанности входило поднимать и опускать мост.

Что касается части замка между двумя рвами, то в ней не осталось никого, кроме крыс. Полное запустение.

Лэр сам занялся обследованием своего жилища. Ему удалось обнаружить лысого повара, трех служанок (одна казалась столь же древней, как и сам замок), а также того самого горбуна, которого он встретил в первый день приезда в замок. Старик, назвавшийся Эймером, сказал, что в годы его юности в Гайяре жило около двухсот человек.

– Но это было еще тогда, когда правил старый король, Святой Луи, задолго до Филиппа Красивого. Видите Андлу? Я там родился, – старик указал на крыши поселка, приютившегося у самой реки, далеко в долине. – Когда я был ребенком, меня отдали в монастырь. Это были страшные годы. Дети гибли от голода, младенцев несли в лес, потому что родители были не в силах прокормить их. Мне повезло. Монахи не то, что любили меня, но не дали умереть от голода, – его губы сложились в подобие улыбки. Он глянул снизу вверх на высокого статного господина. – Я пришел в замок, чтобы служить в местной церкви. Тогда у меня еще не было бороды. И другого дома я не имею.

– Что ж, это счастливый день для нас обоих, – улыбнулся в ответ Лэр. – Никогда еще так сильно я не нуждался в услугах духовного лица.

Лэр де Фонтен – владелец? Чего? У него нет ни рыцарей, ни преданных слуг, кроме Альбера. Даже ближайшая деревня находится в подчинении другого лорда.

– Не отчаивайтесь, – старик повел рукой вокруг. – Вот ваши владения. И ваши люди…

Лэр не сразу понял, что тот имеет в виду.

У горбуна была странная манера говорить. Иногда он мог оборвать себя на полуслове, не закончить мысль. Но, казалось, знает он немало. Не без иронии Эймер рассказал, как Лашоме забаррикадировался в более укрепленной части замка, как убили управляющего, а безнаказанность распространилась по всей долине.