— Моя. Моя бывшая жена Лаксана!

— Да нет! Баркошина! Я же знаю, видел! Анной зовут…

— Запомни, теперь она моя настоящая жена, Лаксана, — внушительно произнёс Зимогор и встряхнул его за грудки. — И про Баркошу чтобы не слышал.

— Погодите… А где он? А если он сюда нагрянет! Перестреляет всех!.. Вы его не знаете!..

— Не нагрянет…

— Вы что… Вы что-то сделали с ним?

— Ничего, он охотится. Ищи журнал и гуляй. Я буду отдыхать.

— Нет, правда, что с ним?

— Сошёл с ума, полная деградация личности.

Ячменный снова пробрался к столу, и озираясь на спящую, порылся в бумагах. Через минуту явился с журналом.

— Я предупреждал…

Зимогор закрыл дверь, осторожно ступая, приблизился к Лаксане. Свет Манорайской котловины падал ей на лицо и делал его божественным: отмытые с водорослями волосы её всё-таки остались пепельными и шелковистыми, воспалённые от огня веки слегка успокоились, приняли золотистый оттенок, отросли обгорелые ресницы. Вот только обветренные губы спеклись от долгой жажды и на вид казались жёсткими и шершавыми. Олег набрал в рот воды и, склонившись, стал поить по голубиному. Не просыпаясь, она подставляла приоткрытые губы, делала маленькие глоточки и улыбалась.

— Отыскал своё сокровище? — внезапно разрушил идиллию незнакомый голос от двери. — Рад за тебя…

Олег замер, потом медленно отнял губы и проглотил остатки воды.

У порога стоял Мамонт в солдатском камуфляже и толстых горных ботинках. Короткоствольный автомат под мышкой…

— Извини, что помешал, но дверь была открыта, — сказал он шёпотом и сел к командирскому столу.

— Ты бы и с отмычкой залез, — буркнул Зимогор.

— У меня очень мало времени, — проговорил Мамонт. — Через несколько минут сюда прилетят вертолёты с твоим начальством…

— Меня это уже не волнует. Мы можем уйти отсюда. Через несколько минут.

— Вот как?.. Выщипнул перо у жар-птицы и бежать? Нет, гой, ничего не получится. Ты сам определил свой рок, теперь остаётся лишь повиноваться ему.

— Фаталист! — чуть не крикнул Олег и обернулся к спящей. — Я ещё тогда это понял…

— Дважды ты пытался переломить судьбу. И что вышло? — усмехнулся Мамонт. — Хочешь и в третий раз обмануть её?.. Хорошо, ступай, тебя никто не неволит. Доля странника — солёный путь познания, прекрасный опыт. Но поверь мне, всё равно вернёшься в Манораю. Не сам, так Лаксана приведёт назад.

— Забыл. Я же тебе проспорил… Не удалось мне переубедить начальство, как видишь. Зато ты оказался провидцем, засадили аварию.

— Но достали манорайскую соль…

— Соль?..

— Ты называл её чёрным песком.

— А это — соль?.. Понятно. Значит, это ты подменил керн! И унёс бутыль с песком.

— Верни, — попросил Мамонт и достал золотую капсулу. — Она лежит в кармане твоей куртки.

— То есть, как — вернуть? — опешил Зимогор. — Почему?

— Потому что ты украл её. А краденая соль принесёт только вред. Тебе и человечеству.

— Можешь вразумительно сказать, кто ты такой? — забывшись, громко спросил Олег. — С какой стати я должен исполнять твою волю? Ты кто? Хозяин земли? Чиновник? Авторитет с автоматом? Кто ты такой?

— Без автомата, — сказал тот и поставил оружие в угол. — Пришлось позаимствовать… Передай его лейтенанту, а то засудят парня. У него же не хватает одного ствола?

— Верни ему манорайскую соль, — внезапно попросила Лаксана за его спиной. — Я знаю, кто он.

Зимогор достал солонку и, внутренне противясь, вложил её в протянутую ладонь. И в тот же миг ощутил на своей шее тёплые и ласковые руки.

Мамонт не торопясь пересыпал тяжёлые крупицы в капсулу, закрутил крышку и спрятал во внутренний карман.

— Она действительно знает, кто я… До встречи, гой!

Когда Олег вышел из своего убежища под каменным грибом, на борту Манорайской впадины, на альпийском лугу, стояли уже три вертолёта — он не слышал, когда они прилетели, ибо в тот час его словно не было в текущем времени. Поднимаясь в гору, Зимогор возвращался в настоящее и с каждым шагом сильнее ощущал земное притяжение.

Прежде чем ступить в пространство, замаскированное от космоса, он сел на землю возле светлой дождевой лужи и, заглядывая в водное зеркало, некоторое время хмурил брови и, словно актёр в гримёрной, напускал на себя угрюмый вид, гримасничал, изображая неудовольствие, гнев и злость — всё, чтобы согнать с лица счастливую, беззаботную улыбку.

Под сети вошёл чёрной тучей и сразу же направился к конторскому вагончику, отмечая, что чужого народу на участке прибыло вчетверо. И тут перед ним снова очутился старик Менухов, неожиданно подвижный, оживлённый и счастливый.