Я положил ладонь на теплое нежное личико и двумя пальцами закрыл ей глаза. Одернул задравшуюся на бедра серую юбку и, подумав, что же еще могу сделать для девочки, подтянул съехавший вниз носок.

Все. Прощай, малышка. Не поминай меня лихом. А ведь я, негодяй, даже не успел узнать твое имя. За упокой чьей души теперь ставить свечку?

Кассета с Удо закончилась, и ресторан плотным байковым одеялом укутала тишина. Но ее торжественное величие сразу разрушил пронзительный Алинин крик:

— Слава, мать твою!!!

Жизнь продолжается… Я бросил прощальный взгляд на мертвую девочку, наскоро перекрестил ее и вышел из кухни, торопясь присоединиться к своим.

Было ровно три часа ночи, когда мы с Алиной вернулись домой. И не успели переступить порог, как запищал мой сотовый телефон.

— Слава? — Жуткий акцент Мартина нельзя было спутать ни с чем. — Вы уже дома? Молодцы. Как покутили?

Просто отлично! Отметившись в «Катастрофе» одиннадцатью трупами и прихватив оттуда заложника, напичканного по самые гланды каким-то наркотиком…

— М-да… — продолжал Мартин. — Я тут сейчас на полицейской волне слушаю интересный спектакль. Никак не могу от него оторваться. И хотел бы, да не могу. Он забил собой весь эфир. Удивительная история! Вроде полуфинального матча по регби. Одиннадцать-ноль в нашу пользу. А завтра, вернее, уже сегодня, финал!

Да. Теперь нас ожидает финал. Который надо еще выиграть. И с каким на этот раз счетом? Хорошо бы, с сухим. Как сегодня. У нас в пассиве только лысый очкарик, которого через бронежилет отхлестали пулями, словно шпицрутенами. У них — целый анатомический театр из шести бандитов, официантика, повара, посудомойки и двух вышибал, которые слишком подробно запомнили наши физиономии, а потому не имели права на дальнейшую жизнь.

С охранниками разделался «сутенер», который первым вышел из ресторана под ручку с одной из девушек-«манекенщиц», имени которой я так и не узнал. Следом за ними спустились по лестнице мы с Алиной.

— Stop here, — обернулась ко мне «манекенщица» перед выходом в обвешанный сталактитами холл. Она осторожно выглянула наружу из «крысиной норы», объявила вполголоса: — Nobody. Go! — И я сразу рванулся вперед. Но девушка решительно остановила меня выставленной вперед ладошкой. — Wait a minute! Stop here! Сейчас идьем только ми. — И они с «сутенером», крепко прижавшись друг к другу и на ходу целуясь взасос, направились к двери, ведущей на улицу.

Через «крысиную нору» эта дверь отлично просматривалась прямо с лестницы. Вышибал рядом с ней не наблюдалось. Должно быть, снова дышали свежим ночным воздухом на крылечке. Или их унесло куда-то еще? «Сутенер» с девушкой не спеша достигли дверей, нехотя оторвались друг от друга. Девушка обернулась. У нее было сосредоточенное лицо. А белобрысый Макс уже выходил на улицу.

— Ты меня никогда так не целовал. — Алина взяла меня за руку.

— Они понарошку.

— Мне так не показалось. — Алина замолчала, вслушиваясь в доносящуюся до нас из дискотеки музыку. — Ты знаешь, что этим двум швейцарам кранты?

В ответ я безразлично пожал плечами. Кранты так кранты. Не в детский же садик они нанимались работать. Отдавали себе отчет, — что можно нарваться на неприятности, стоя в дверях бандитского клуба. И вот, пожалуйста! Неприятности!

Я привлек Алину к себе, неуклюже ткнулся губами ей в ухо.

— От тебя пахнет порохом, — шепнула она.

— От меня пахнет смертью. Смердит, как от трупа. А сам я давно превратился в зомби. — Я не постеснялся позаимствовать у Татьяны ее вчерашнее определение. — Я боюсь, Алина. Последнее время что-то сломалось в окружающем мире. Треснула какая-то чертова шестеренка, и все вокруг посходили с ума. Убивать стало модным. Творить насилие стало образом жизни… Знаешь, там была девочка…

— Знаю, — перебила Алина. — Когда ты вдруг сорвался на кухню, Джон сказал, что это ты к ней… Ты устал, Слава. Укатали сивку крутые горки. Вытащим Лару, и я увезу тебя отдыхать. Далеко-далеко. Надолго-надолго…

— Договорились, милая девочка.

Алина хихикнула, но ее дежурной фразы «Не говори мне…» я не дождался.

Сверху к нам спустился очкарик. Он держал «Ингрем», который забрал у «араба», а на лысину напялил черную шапочку.

— Дерьмо! Куда делась эта сладкая парочка? — «Лаврентий Палыч» уставился на меня, словно я мог знать ответ. — Мы все здесь спалимся! Ты не выглядывал в холл?

— Нет. А зачем? Народу сегодня немного, и все они на дискотеке. В холле им делать нечего.

— Как это нечего? — хмыкнул очкарик. — Уединяться. Хорошо, что хоть здесь, на лестнице, никто никого. По-быстрому, так сказать.

«А то бы пришлось их прикончить, — безразлично подумал я. — По-быстрому, так сказать. Очередных случайных свидетелей. Мы это здорово умеем делать!»

— Ваша тачка, надеюсь, не на стоянке? — блеснул в мою сторону очками «Лаврентий Палыч».

— Во дворах. Метров двести отсюда. — Я удивился: неужели «фантом» мог допустить, что я буду светить машину около «Катастрофы»? Он воспринимает меня, как недоучку? Как чужака-дилетанта?