– Успокойся, дорогой мой, – сказал он, и глаза его игриво заблистали.

– Не волнуйся. Тебя не распяли.

– Так, значит, и крест, и гвозди, и мучения, и солнце, покрывшееся мраком, – все это было всего-навсего сон?!

– Сон. И во сне ты претерпел все свои страсти: во сне тебя подняли на крест и пригвоздили к нему, изранив руки, ноги и сердце твое столь жестоко, что – глянь-ка! – до сих пор из них струится кровь…

Иисус посмотрел вокруг безумным взглядом. Где он? Что это за поля, цветущие деревья и воды? «А Иерусалим? А моя душа?» Он повернулся к Ангелу, прикоснулся к его руке. Как свежа, как крепка его плоть!

Ангел-хранитель, мальчик мой! С каждым твоим словом плоть мои становится легче, крест становится тенью креста, гвозди – тенью гвоздей, а распятие уплывает облаком в небо… Ангел обнял его за плечо.

– Пошли, – сказал он, ступая широкими, летящими по цветущему лугу шагами. – Великая радость ожидает тебя, Иисусе Назорей: Бог позволил мне дать тебе насытиться всеми радостями, которых ты втайне желал на земле, дорогой мой… Благо есть земля – вот увидишь! Благо есть вино, смех, улыбка на губах жены и убаюкивание на коленях сына-первенца… Мы, ангелы, – представь себе! – часто заглядываемся на землю, склонившись с небес, и только вздыхаем.

Он поиграл своими большими зелеными крыльями и обнял Иисуса.

– Поверни голову и оглянись назад, – сказал Ангел.

Иисус обернулся, и что же он увидел? Вдали сиял высоко в лучах восходящего солнца Назарет. Городские ворота были распахнуты настежь, народ валил оттуда тысячными толпами, и все то были вельможи да знатные дамы, одетые в золото, верхом на белых конях, а в воздухе реяли белоснежные шелковые знамена с вышитыми на них золотыми лилиями. Они спускались с усеянных цветами гор, проезжали мимо царских замков, кружили вокруг гор, словно обнимая их, переезжали через реки, их звонкий смех, болтовня и веселье сливались в один сплошной гул, а из густой чащи доносились вздохи…

– Ангел-хранитель, мальчик мой, что это за вельможи? Кто эти цари да царицы? Куда они едут? – растерянно спросил Иисус.

– Это царская свадебная процессия, – ответил с улыбкой Ангел. – А едут они на свадьбу.

– А кто женится?

Глаза Ангела лукаво заблистали.

– Ты, – ответил он. Это первая радость, которой я одаряю тебя.

Кровь прилила Иисусу к голове: он сразу же догадался, кто была невеста, и вся плоть его возликовала.

– Пошли, – нетерпеливо сказал Иисус. И тут он заметил, что и сам скачет верхом на белом коне с расшитым золотом седлом. И когда только его убогая, вся в заплатах одежда успела превратиться в бархат и золото? Голубое перо раскачивалось у него над головой. Это и есть Царство Небесное, которое я провозглашал людям? – спросил Иисус.

– Это, мальчик мой?

– Нет. – со смехом ответил Ангел. – Нет. Это – земля.

– Как же она изменилась!

– Она вовсе не изменилась, это ты изменился. Когда-то твое сердце не желало ее, но в один прекрасный день оно пошло против воли твоей и теперь желает ее. В этом вся тайна. Гармония земли и сердца, Иисусе Назорей, – вот что есть Царство Небесное… Но что зря время терять на пустые разговоры? Идем, невеста ждет.

Теперь и Ангел тоже скакал верхом на белом коне. Они двинулись в путь. Горы у них за спиной наполнились ржанием коней – то спускались царские всадники, женский смех становился все громче. Птицы порхали в воздухе, устремляясь на юг, и щебетали: «Он идет! Идет! Идет!» А одна птица – сердце Иисусово – уселась ему на голову и запела: «Я иду! Иду! Иду!»

И вдруг среди этой скачки, среди этого ликования он вспомнил своих учеников. Он оглянулся и стал искать их взглядом в толпе вельмож, но не нашел. Тогда он растерянно посмотрел на своего спутника и спросил:

– А где же мои ученики? Я не вижу их. Где они?

Презрительный смех раздался в ответ.

– Они разбежались.

– Почему?

– Испугались.

– И Иуда тоже?

– Все! Все! Вернулись к своим челнокам, попрятались по хижинам, клянутся, что никогда не видели и не знают тебя… Не оглядывайся назад, не думай о них. Смотри вперед.

Пьянящий запах цветущих лимонных деревьев наполнил воздух.

– Приехали, – сказал Ангел и спешился.

Конь растаял в воздухе.

Протяжное, жалобное мычание, полное муки и нежности, послышалось из масличной рощи. Иисус вздрогнул так, словно звуки эти исходили из его нутра, и посмотрел туда. Там поблескивал черной шерстью привязанный к стволу маслины белолобый бык с широким задом и задранным кверху хвостом, с рогами, увенчанными венка.

Никогда еще не приходилось Иисусу видеть такой мощи, такого блеска, таких крутых рогов и темных, исполненных мужества глаз. Страх охватил его.

«Это не бык, это одно из мрачных, бессмертных обличий Всемогущего Ноя», – подумал Иисус.

Ангел стоял рядом и лукаво улыбался.

– Не бойся, Иисусе Назорей, это бык, молоденький, девственный бычок. Посмотри, как он торопливо высовывает и вновь прячет язык, облизывая влажные ноздри, и, согнув голову, бодает маслину, ведя с ней бой. Он пытается разорвать веревку и убежать… Взгляни туда, на луг! Что ты там видишь?

– Телки, телочки… Они пасутся.

– Нет, не пасутся. Они ожидают, когда бычок разорвет веревку. Слушай! Он замычал снова: сколько нежности, мольбы, силы! Воистину мрачный раненый бог… Почем разъярился его лик? Почему ты смотришь на меня мрачным, угрюмым взглядом, Иисусе Назорей?