Шрифт:
Народ при виде этих чудес умолк, многие пали ниц, – чтобы не смотреть, а прочие дрожали от озноба под изнуряюще палящим солнцем. Кто-то увидел вышедшего из глубин, покрытого тиной старца, закричал: «Иордан!» – и лишился чувств.
Креститель набрал воды в глубокую раковину и дрожащей рукой стал кропить лицо Иисуса.
– Принимает крещение раб Божий… – начал было он и замолчал, потому как не знал имени.
Он повернулся, чтобы спросить о том Иисуса, и в это время в небе над толпой, которая, приподнявшись на носках, ожидала услышать имя, послышалось хлопанье крыльев. Белая птица – птица или серафим Иеговы? – стремительно спустилась с неба и уселась на голове принимавшего крещение. Некоторое время птица оставалась неподвижной. Затем она неожиданно сделала в воздухе три круга, и три нимба засияли в воздухе. Птица закричала, словно провозглашая имя – впервые изреченное, тайное. Казалось, небо отвечало на немой вопрос Крестителя.
В ушах у людей зашумело, в головах все смешалось. Слова и крылья, глас Божий, крик птицы, необычайное чудо. Иисус напрягся всем телом, пытаясь вникнуть в эти звуки, догадываясь, что это и есть его подлинное имя, но разобрать не смог. Он слышал только, как внутри него сшибается множество волн, крыльев, горьких и великих слов. Он поднял глаза: птица уже взмыла высоко в небо, став светом среди света.
Только Креститель, который за столько лет, проведенных в безлюдном одиночестве среди пустыни, научился разбирать глас Божий, понял.
– Принимает крещение, – прошептал он с внутренним содроганием, – принимает крещение раб Божий, сын Божий, Надежда человеческая!
И затем кивнул Иордану, как бы говоря, что теперь его воды снова могут течь. Таинство свершилось.
Глава 17
Солнце, словно лев, набросилось из пустыни, застучало во все двери Израиля, и повсюду в еврейских домах зазвучала суровая утренняя молитва, обращенная к твердоголовому Богу Евреев.
«Мы воспеваем и славим Тебя, Боже наш, Боже предков наших, многомощный и грозный, помогающий нам и властвующий над нами. Слава Тебе, Бессмертный, слава Тебе, заступник Авраама. Кто превзойдет Тебя силой, Царь убивающий, воскрешающий и дающий избавление? Слава Тебе, Избавитель Израиля! Повергни, сокруши и рассей, но только поскорее, пока мы еще живы, врагов наших!»
Рассвет застал Иисуса и Иоанна Крестителя сидящими у Иордана в расселине крутой скалы. Всю ночь они держали мир в своих ладонях, время от времени передавая его друг другу, и размышляли о том, что с ним делать. Лицо одного из них было сурово и решительно, а длани его то взмывали вверх, то падали вниз, словно и вправду сжимая секиру и нанося ею удары. Лицо другого было мягко и нерешительно, а глаза его полны милосердия.
– Разве любви недостаточно? – спросил он.
– Нет, недостаточно, – гневно ответил Креститель. – Древо сгнило, Бог позвал меня и вручил мне секиру. Я взял ее и положил у корней древа. Свой долг я исполнил, исполни теперь и ты свой: возьми секиру и руби!
– Если бы я был огнем, я бы жег. Если бы я был дровосеком, я бы рубил. Но я – сердце я потому люблю.
– Я тоже сердце и потому не в силах терпеть несправедливость, бесстыдство, бесчестие. Разве можно любить несправедливых, бесстыдных, бесчестных? Руби! Гнев есть долг человека, одна из величайших его обязанностей.
– Гнев? – спросил Иисус, и сердце его возроптало. – Разве все мы – не братья?
– Братья? – язвительно переспросил Креститель. – Братья? Неужели ты думаешь, что любовь есть путь Божий? Смотри!
Он поднял свою костлявую волосатую руку и указал вдаль, на источающее смрад Мертвое море.
– Не случалось ли тебе видеть там, на дне, двух блудниц – Содом и Гоморру? Бог разгневался, метнул пламя, потряс землю, суша стала морем, и оно поглотило Содом и Гоморру. Таков путь Божий, ступай по нему. Что гласят пророчества? «В День Господень древо изойдет кровью, камни оживут, поднимутся из домов, куда они положены, и умертвят хозяев!» Грядет уже День Господень и все ближе к нам. Я первым узрел его, воззвал, взял секиру Божью и положил ее у корней мира. Я все звал и звал, ожидая твоего прихода. Ты пришел, и я ухожу.
Креститель схватил его за руки, словно вкладывая в них тяжелую секиру. Иисус отпрянул в ужасе.
– Потерпи еще немного, прошу тебя, – сказал он. – Не торопись. Я пойду говорить с Богом в пустыню: там глас Его слышен яснее.
– Как яснее слышен там и глас Искушения, запомни это. Сатана подстерегает тебя, выстраивает свои рати, ибо ему хорошо известно, что ты для него – жизнь или смерть. И потому он обрушится на тебя со всей своей яростью и нежностью. Запомни это. Пустыня полна нежных голосов и смерти.
– Нежные голоса и смерть не смущают меня, друг. Верь мне.
– Верю. Горе мне, если бы я не верил! Ступай, поговори с Сатаной, поговори с Богом и решай. Если ты Тот, Кого я ожидал, Бог уже принял решение за тебя и нет тебе спасения. А если ты – не Тот, что мне до того, если ты пропадешь? Ступай, а там видно будет. Но торопись: я не желаю бросать людей без присмотра.
– Что сказал дикий голубь, бивший крыльями над моей головой, когда я принимал крещение?
– Это был не дикий голубь. Придет день, и ты услышишь слова, изреченные им. А до той поры они, словно меч, будут висеть над тобой.