Тиан-Тиан запустил бумажный самолетик на мой письменный стол:

– Не хочешь прогуляться?

Все его самолетики, которые он так искусно складывал, были очаровательны – с рисунками, афоризмами и любопытными изречениями известных людей: «Ад – это люди вокруг нас», «Одиночество – вечно», «А где-то есть жизнь», «Живите поэзией» и прочее в том же духе.

Мы поехали в центр города по улице Яньань, где еще не закончилось строительство автострады, мимо длинной череды старых домов с крошечными садиками за глухими заборами. Шанхайцы гордятся тем, что в их городе настоящее мирно уживается с прошлым. То тут, то там ввысь взмывают современные сооружения, творения инженерной мысли, которые поддерживают мощное туловище города, как стальные ребра. А его лицо – разрозненные исторические руины, омытые легким дождем и заросшие мхом. Каждый раз, перебираясь на такси из новой части Шанхая в старую, я слышу неумолкающий, вечный голос моего города.

Возможно, я буду помнить этот голос до конца жизни, но так и не разберу, что он мне говорит. Марк считает, что у каждого города есть свое, неповторимое звучание. В гуле Парижа, Лондона, Венеции, Вены или Шанхая он слышит особые, едва различимые и необъяснимые нотки, вибрирующие в самом сердце этих городов и незримо связанные с характером их жителей.

Наверное, звучит несколько метафизично. Должно быть, у мужчин, встречавшихся на моем пути, была генетическая предрасположенность к такому образу мыслей. Секс и любовь обостряют восприимчивость, раздувая пламя творчества из искры вдохновения.

Пожалуй, было бы неплохо начать день, как следует подкрепившись в ресторане у Бенни. Чудаковатый бельгийский дизайнер оформил помещение под огромного омара. В ресторанном зале было длинное окно с серебристыми стеклами, а по всему периметру стен, под самым потолком, укреплены зеркала. Поэтому при желании любой клиент мог откинуться на спинку кресла и наблюдать за происходящим за соседними столиками. Но мужчин особенно занимала возможность совершенно безнаказанно заглядывать сидящим за столиками дамам в декольте всех форм и фасонов.

Мы с Тиан-Тианом ели обжигающий острый суп и печеных морских моллюсков и вели серьезный разговор, самый важный за всю нашу совместную жизнь.

– Что ты думаешь обо мне теперь? – спросил Тиан-Тиан. Отливающие голубизной белки глаз на фоне болезненно-бледного лица были похожи на точки под вопросительным знаком. Похоже, ему пришлось долго набираться мужества, чтобы приступить к этому разговору. – Тебе незачем лгать.

– Сколько времени мы уже знакомы? Почти год, но кажется, намного дольше. И у нас впереди столетие, десять тысяч лет, потому что я люблю тебя. Но если ты не поторопишься и не постараешься вылечиться, я даже не представляю…

– Когда однажды я умру – подожди, не перебивай меня, – так вот, когда я умру, когда мои глаза закроются навеки, чтобы никогда больше не увидеть белый свет, каким я останусь в твоей памяти, что ты будешь думать обо мне?

У меня пропал аппетит. Язык онемел, в животе была пустота. Мы долго и не мигая смотрели друг на друга, поверх всех этих тарелок, бокалов и вилок. У Тиан-Тиана белки глаз стали такими голубыми, что, по выражению драматурга Джоан Хоукс, «источали туманную влагу».

– Я воз-не-на-ви-жу тебя, – отчеканила я.

– Смерть – это проявление духовного опустошения, осознанное решение, которое принимаешь, испив чашу усталости до дна. Я очень долго размышлял об этом, наверное, всю жизнь. И всесторонне обдумал этот вопрос. Мне не стыдно умирать. Человек вроде меня не может вечно втаптывать себя в грязь, поганить собственную душу. – Он приложил палец к груди, там, где сердце. Пожалуй, это выглядело бы убедительней, если бы он держал кинжал.

– Это темный импульсивный порыв. Психологи утверждают, что импульсы опасны, и советуют избегать их. Однако душевные порывы посещают нас без приглашения. – Он произносил это ясно и спокойно, бесстрастно шевеля бледными, бесчувственными губами. И рассуждая отвлеченно, явно имел в виду себя.

– Чем слабее моя воля, тем острее зрение, потому что я видел, как в солнце зияла огромная черная дыра и как главные планеты Вселенной сошлись вместе и образовали крест.

Мое отчаяние сменилось злостью.

– Я не собираюсь слушать весь этот бред. Если быть краткой, ты просто придурок.

– Может, и так. Умирающим никогда не удается объясниться с живыми. Вообще-то, на свете множество людей, которые гораздо большие придурки, чем я.

Я схватила его за руку, холодную, как лед.

– Господи, ну о чем мы с тобой говорим? Пожалуйста, прекрати. Почему нам нужно говорить о таких ужасных вещах именно здесь и сейчас? Не нужно рассуждать о жизни и смерти, о любви и ненависти, об эгоцентризме и личности. Ведь мы-то с тобой живы? Если тебя что-то не устраивает в нашей жизни, говори определеннее. Допустим, я неряха, или разговариваю во сне, или мой роман недостаточно интересен, или вообще дерьмо – пусть так! Я могу измениться, я постараюсь стать лучше. Но ради всего святого, не говори таких ужасных вещей! Это полная безответственность. Я только и мечтаю обрести крылья, чтобы вместе с тобой взмыть ввысь, а ты стремишься лишь к тому, чтобы покинуть меня и одному низринуться в ад. Почему?

Многие посетители ресторана начали оглядываться на нас. Я подняла голову и вдруг увидела свое отражение в зеркале – глаза полны слез, черты лица искажены гримасой отчаяния. Положение было глупее не придумаешь. Ведь мы же так любили друг друга.

– Коко, – Тиан-Тиан по-прежнему выглядел отрешенным и спокойным. – С нашей самой первой встречи было очевидно, что мы совершенно разные. Я тогда сразу сказал тебе об этом. Но это не помешало нам любить друг друга, хотя ты энергична и тщеславна, а я разуверился во всем и могу лишь плыть по течению. Философы говорят: «Все возникает из пустоты и существует лишь в противопоставлении с ней».