Когда Тиан-Тиан открыл дверь, я на мгновение остолбенела, а потом мы, ни слова не говоря, упали друг другу в объятия. У каждого внутри сработала невидимая антенна, постоянно настроенная на волну другого. Она чутко улавливала незримую любовную пульсацию, излучаемую не телом, а душой.

Потом Тиан-Тиан вдруг вспомнил, что внизу все еще дожидается такси и что шоферу нужно заплатить.

– Я сама, – сказала я и, схватив сумочку, сбежала вниз по лестнице. Отдала таксисту 40 юаней.

– У меня нет сдачи, – ответил он.

– И не надо, – улыбнулась я, повернулась и пошла обратно. Таксист рассыпался в благодарностях мне вдогонку. Обтекавший меня ослепительно-белый солнечный свет померк, остался за дверью, глаза с трудом привыкли к полумраку на лестнице. Войдя в квартиру, первое, что я услышала – шум бегущей воды в ванной.

Я подошла, прислонилась к косяку, закурила и молча наблюдала, как Тиан-Тиан принимает ванну. От горячей воды его тело порозовело, как клубнично-сливочный коктейль или кожа новорожденного младенца.

– Меня клонит в сон, – произнес он, закрывая глаза.

Я приблизилась к краю ванны, взяла губку и нежно начала обмывать его. От масла для купания исходил тонкий и свежий травяной аромат. В залитое солнцем окно ванной билась жужжащая пчела цвета шампанского. Умиротворенность была настолько всепоглощающей, что казалась видимой и осязаемой.

Я курила и смотрела на его тонкое, милое лицо и нежное тело, погруженные в сладкую дремоту. Я почти слышала его сон, как ноктюрн «Радость любви» Крейслера [99] . Похоже, дела шли на поправку.

Тиан-Тиан открыл глаза:

– А что у нас на ужин?

– А что тебе хочется? – улыбнулась я.

– Помидоров в сладком соусе, жареного сельдерея с клубнями лилии, брокколи с чесноком, картофельный салат, куропатку в соевом соусе и огромную порцию шоколадного мороженого, а еще ванильного и клубничного… – Он облизнулся в предвкушении всей этой вкуснятины.

Я поцеловала его.

– Ничего себе! Давненько у тебя не было такого аппетита!

– Это потому, что я только что выбрался из бездны…

– И куда отправимся пировать?

Он схватил меня за руку и слегка укусил, как ласковый хищник.

– Давай поужинаем с твоей матерью.

Он застыл в изумлении. Отпустил мою руку и выскочил из ванны.

– Что ты сказала?

– Она вернулась, приехала вместе со своим мужем-испанцем.

Босой и мокрый, даже не вытираясь, он прошлепал из ванны прямиком в спальню.

– Ты расстроился, да? – спросила я, семеня вслед за ним.

– А ты как думаешь? – почти крикнул он в ответ. Лег на кровать, подложив руки под голову.

– Но она уже здесь, – сказала я, не спуская с него глаз, в то время как он отрешенно уставился в потолок. – Понятно, что тебя это огорчает. Конечно, все не просто, но и не так уж страшно. Здесь не поможет ни ненависть, ни испуг. По-моему, пора трезво взглянуть на эту ситуацию. Именно это тебе сейчас и нужно.

– Она никогда меня не любила. Я ее совсем не знаю. Для меня она просто чужая женщина, которая время от времени присылает мне деньги. Для нее это всего лишь самообман, способ откупиться, приглушить чувство вины. Ее всегда в первую очередь волновали собственные чувства и личная судьба.

– Совершенно не важно, нравится она тебе или нет. Меня больше всего беспокоит, что ты несчастен и причина этому – твои взаимоотношения с матерью. Чем скорее вы их уладите, тем больше шансов, что у тебя начнется спокойная и счастливая жизнь, – я наклонилась, чтобы обнять его. – Пожалуйста, попробуй избавиться от своих предубеждений, куколке давно пора прогрызть свой кокон и выпорхнуть оттуда прекрасной бабочкой. Тебе нужны любовь и помощь, но все зависит только от тебя!

Молчание. Стены комнаты раздвинулись, она стала просторной, как широкая лужайка. Мы поцеловались. В этом необъятном просторе легкие, почти невесомые тела казались крошечными, а в окружавшем нас пространстве раскрылся бутон причудливого цветка, образ которого вытеснил все остальные мысли.

Потом мы занялись любовью, несовершенной, но исцеляющей. Кожа у него на животе была белой и такой гладкой, что мои губы отражались в ней, как в зеркале. Волосы в паху были мягкими и нежными, словно пух одуванчика. А от члена исходил теплый и сладкий запах мужских гормонов, такой, наверное, бывает у зайца (не зря Тиан-Тиан родился в его год). Под другой рукой, которой я ласкала себя, пульсировала горячая и пухлая плоть. Прикосновения пальцев и языка дарили блаженную истому, истекающую клейкой, влажной слюной и отгоняющую хаос, пустоту и сожаление.