Она улыбнулась и включилась в общую застольную беседу.

После обеда леди удалились в гостиную, где подали чай, а мужчины остались за столом – выкурить сигару и выпить портвейна. В гостиной Виктория и Евангелина оказались на одном диване.

– Я обратила внимание на то, что твой дядюшка Эдвард приехал один. Лорелея приедет сюда завтра? – негромко спросила Евангелина.

– Не знаю, мама, – пожала плечами Виктория. – Он только сказал мне, что ей нездоровится. Сказал еще, что сам себя чувствовал отвратительно перед отъездом, но Лорелея настояла на том, чтобы он ехал.

– Спасибо тебе за то, что составила Эдварду компанию за столом. Мне было не до этого. Впрочем, сама видишь, сколько у нас сегодня гостей. Устала я, – добавила Евангелина, невольно зевнула и смущенно прикрыла рот ладонью.

– Мама, а почему бы тебе не отправиться спать прямо сейчас? – спросила Виктория. – Я помогу развлекать гостей. Завтра нас ждет трудный день. Тебе необходимо как следует отдохнуть.

Евангелина с благодарностью взглянула на дочь и, извинившись перед гостями, ушла в свою спальню.

Вскоре в гостиной появились мужчины, и Виктория перехватила разочарованный взгляд Эдварда, обнаружившего отсутствие хозяйки. Секундой позже его лицо приняло свое прежнее выражение, и он направился к Виктории.

– Виктория, дорогая, твой папа говорил мне, что ты стала неплохо петь. Не уважишь ли своего старого дядюшку и не споешь ли пару песенок для него?

Весь остаток вечера Виктория трудилась в поте лица, исполняя вместо матери обязанности хозяйки, а дядюшка Эдвард все время крутился возле нее и без конца предлагал свою помощь. При этом с его губ не сходила сердечная, мягкая, но словно приклеенная улыбка.

Когда наконец все было закончено, Эдвард проводил Викторию до двери ее спальни, поцеловал в лоб и пожелал племяннице доброй ночи. Затем он направился в отведенную ему комнату, а Виктория, глядя ему вслед, покачала головой и чуть слышно прошептала:

– Интересно, что в самом деле у тебя на уме, дорогой дядюшка Эдвард?

На следующее утро гости собрались к раннему завтраку, чтобы после отправиться на верховую прогулку по живописным осенним полям. Во время прогулки Эдвард вдруг объявил, что в одной деревушке неподалеку отсюда есть церковь с удивительными старинными витражами. Группа всадников разделилась на две части. Одни решили скакать вместе с герцогом и Эдвардом осматривать церковь, остальные во главе с Викторией предпочли продолжать прогулку по полям и перелескам.

Еще когда они собирались выезжать из Четэм-Холла, Эдвард заметил, что среди всадников нет Евангелины. Он страстно желал поговорить с ней с глазу на глаз и теперь понял, что ему представляется великолепная, единственная в своем роде возможность. Он принялся незаметно развязывать подпругу.

Вскоре Эдвард остановился и сказал брату, что у него лопнула подпруга и он вынужден вернуться в Четэм-Холл. Впрочем, он обещал догнать всех, пока они будут осматривать церковные витражи.

Эдвард вернулся в дом.

– Где герцогиня? Да, и есть ли в доме кто-нибудь из приглашенных? – резко спросил он экономку, миссис Оливер.

– Ее светлость в своем салоне, а гостей в доме сейчас нет.

– Очевидно, моя золовка отдыхает после вчерашнего вечера. Распорядитесь, чтобы ее никто не беспокоил.

– Слушаюсь, милорд, – кивнула миссис Оливер.

Ни одна ступенька не скрипнула под ногой, когда Эдвард спускался по лестнице вниз. Подойдя к комнате Евангелины, он приложил ухо к замочной скважине, услышал быстрые шаги с той стороны двери и поспешно выпрямился. Дверь открылась.

На секунду Эдвард лишился дара речи, увидев в дверном проеме фигуру Евангелины, подсвеченную сзади солнечными лучами. Ее волосы, пронизанные светом, походили на золотистый нимб.

– Прошу прощения, если напугал тебя, Евангелина, – натянуто улыбнулся Эдвард. – Мне нужно поговорить с тобой, удели мне несколько минут. Можно войти?

Евангелина нерешительно отступила в сторону, пропуская Эдварда внутрь.

Все в этой комнате, выдержанной в бело-розовых тонах, говорило о том, что ее хозяйка – женщина. Небольшой диван и кресло были обиты палевым узорчатым шелком, а перед белым мраморным камином уютно пристроилось кресло-качалка с бархатными подушками. На столе рядом с креслом стояла маленькая деревянная шкатулка. Пол комнаты покрывал толстый персидский ковер, по краям которого виднелся светлый полированный паркет. Единственной вещью, нарушавшей гармонию, царившую в этой комнате, была картина в деревянной раме, прислоненная к стене возле камина и закрытая куском полотна.

Эдвард направился к картине, но Евангелина заперла дверь и быстро произнесла, заставив его остановиться:

– Может быть, ты лучше присядешь? Хочешь, я прикажу принести чай?

– Нет, нет, прошу тебя, не беспокойся. Мне действительно нужно только поговорить с тобой.

Эдвард устроился на диване, ожидая, что Евангелина сядет рядом, но она села на стул напротив. Эдвард издал сдавленный, странный звук, похожий на стон.

– С тобой все в порядке, Эдвард? – спросила Евангелина, взяв его за руку.