– Думаю, вы отчасти правы. – Привратник взял монету и открыл дверь, впуская Мигеля.

Парадный зал никак не вязался с ужасами, творящимися внизу. Пол был выложен тяжелой керамической плиткой в шахматном порядке, несколько арок по обеим сторонам отделяло вестибюль от приятного внутреннего дворика. Его скорее можно было принять за сад перед каким-нибудь богатым особняком, чем за преддверие злополучно известного работного дома.

Мигель немного слышал о том, что на самом деле происходит за этими стенами, и то, что он слышал, свидетельствовало о жестокости: бродяг и нищих, ленивых и преступников – всех держали вместе и заставляли выполнять тяжкую работу. Самых неисправимых заставляли пилить рашпилем бразильское дерево, чтобы извлечь из самой сердцевины красную краску. А тех, кто не хотел выполнять эту работу, кто отказывался трудиться, ждала еще более суровая участь.

Говорили, что в Распхёйсе внизу была камера, которую называли Камерой утопленников. В нее бросали тех, кто не хотел работать. Комнату, в которой были насосы, наполняли водой. Заключенные могли спасти свою жизнь только трудом. Те, кто не мог откачать воду, погибали. Те, кто приучался ценить тяжелый труд, выживали.

Мигель последовал за голландцем, напрягая слух, чтобы услышать звук хлюпающей воды, вниз по холодным каменным ступеням и попал в камеру не самую приятную на вид, но непохожую на каземат ужасов. Пол был земляным, из мебели – несколько деревянных стульев и старый стол, у которого недоставало одной ножки.

– Кого вы ищете?

– Его зовут Иоахим Вагенар.

– Вагенар. – Голландец засмеялся. – Ваш приятель уже успел тут прославиться. Его заставляют пилить рашпилем, даже когда остальных отпускают на ночь, и, если он не исправится, в ближайшее время его ждет Камера утопленников.

– Я знаю, он тяжелый человек, но мне необходимо с ним поговорить. – Мигель вложил еще одну монету в руку голландца – колеса требуют смазки.

Привратник поставил свечу на грубый деревянный стол.

– Поговорить с ним? – переспросил он. – Это нельзя. Существуют часы, когда можно навещать, и часы, когда нельзя посещать. Прошу прощения, что забыл сказать вам это раньше.

Мигель вздохнул. Он напомнил себе, что деньги ничего не значат. Через несколько месяцев он будет смеяться над этими незначительными расходами.

Он полез в карман и извлек последнюю припрятанную монету: пять гульденов. Безносый голландец положил ее себе в карман и вышел из комнаты, заперев ее снаружи. Мигель похолодел от ужаса, а когда прошло более четверти часа и за ним никто не пришел, он начал думать, что попал в ловушку. Но потом он услышал, как отпирается дверь, и в комнату вошел голландец, толкая в спину Иоахима.

С каждым разом Иоахим выглядел все хуже. Со времени их последней встречи он потерял вес и выглядел болезненно худым. Его руки и лицо были испачканы красным от пиления бразильского дерева, и он был скорее похож на убийцу, чем на кающегося в исправительном доме.

– Вы не возражаете, если я буду присутствовать при вашем разговоре? – сказал голландец. – Я должен быть уверен, что здесь не произойдет ничего неподобающего.

Мигель возражал, но сразу понял, что удалить привратника из комнаты не удастся, и просто кивнул.

– Чем обязан вашему визиту, сеньор? – Голос Иоахима звучал ровно, лишенный какого-либо сарказма. Он играл в официальную вежливость.

– Мне нужно знать, что вы сообщили маамаду. Вы послали записку? Вы таким образом общаетесь с внешним миром? Мне нужно знать.

Губы Иоахима чуть дрогнули:

– Как сильно вы хотите знать?

– Мне нужен ответ. Скажите мне, что именно вы сообщили, каждое слово. У меня нет времени играть в игры.

– Никаких игр. Пока я здесь, вы не получите никакого ответа. Они заточили меня сюда, а я даже не знаю, как долго пробуду в заключении и какое преступление совершил помимо того, что не желаю горбатиться как раб. Итак, если вы вызволите меня из этой тюрьмы, я вам скажу все, что знаю.

– Вызволить вас отсюда? – чуть не сорвался на крик Мигель. – Я не мировой судья, чтобы выпустить вас на свободу. Как, по-вашему, я могу это сделать?

Безносый голландец кашлянул в кулак:

– Все можно устроить, если знать как. Это возможно, но не для всех, а только для тех, кто был сюда брошен не из-за преступления, а из-за какой-нибудь выходки.

Мигель вздохнул.

– Очень хорошо, – сказал он. – Говорите прямо.

– О, я полагаю, за двадцать гульденов дело будет улажено.

Мигель сам не мог поверить, что собирается дать сторожу взятку в двадцать гульденов, чтобы вызволить из Распхёйса врага, а еще недавно он был готов заплатить гораздо больше, чтобы засадить того сюда. Но Иоахим знал, почему его вызывает маамад, и за эти сведения было не жалко заплатить двадцать гульденов.

Мигель заглянул в кошелек, расстроенный тем, что привратник теперь знает: он хранит деньги в разных местах. В кошельке было немногим больше, чем требовал привратник.

Привратник пересчитал монеты: