От ласковых сирен, собой манящих

Тебя к крушению!

ОЛИМП:

Не ты ли говорил —

«Бог есть во всем».

Воистину.

Так почему страшиться божества?

МАРСИЙ:

Лишь если мысль божественна,

Люби ее. Душа плодит

Уродливых чудовищ, создает

Друзей кровосмешеньем. Уничтожь их.

Они есть лишь обманчивые тени

Неубывающей луны любви.

ОЛИМП:

Какая же достойна мысль?

МАРСИЙ:

Лишь одна

Спасительная есть.

Узришь невыразимое блаженство,

Коль будет ясен ум. Ты, тренируя волю,

Обнаружишь — есть сила быть покорной у нее.

Смири ее и взвейся с тетивы

Стрелой — от одинокого жилища

До божества сияющего сердца!

ОЛИМП:

Тяжкая задача!

МАРСИЙ:

Все вещи вызывают

Полярность их и равность. Будь велик —

Ничтожен будешь. Будь ничем —

Тогда ты станешь Всем!

Не ешь — и снедь заполнит рот твой;

Пей! И высохнет душа твоя от жажды.

Наполнись чем-то; и оно

Разбавленным и слабым будет.

Стань пустым. И тени ночи разбегутся прочь

От ослепительного Света.

Хватающийся за тростинку тонет, но другой,

Кто тайной моря овладел, со страстью Преисполненными членами восстанет

И поплывет, пучины оседлав.

Взгляни, как неуклюжий альбатрос

Неловко ковыляет по земле. Но крыльев взмах —

И вот он, грациозный,

Над твердью первым щеголем парит.

Отбрось же свои мысли, поглощен

Стихией благородною! Храни

Нетленной вещи верность, что восстанет

Из Смерти свадебной

Земного существа,

В котором заточен ты.

ОЛИМП:

Неужто вихрь напрасный

Все нежное дыханье жизни? Должен я

Оставить навсегда ее восторги?

МАРСИЙ:

Стремления довольно! Стон звериный, Низвергни это ревностное «Я»!

Дерутся раненные, здравые спокойны. Непредсказуемо спокойствие, ведь в нем

Сокрыты Высочайшие Секреты.

ОЛИМП:

Так значит, смерть и есть

Твое большое «достиженье»? И дела

Достойней я придумать не могу?

МАРСИЙ:

Воистину. Лев на дороге

Есть это «Я», которое не Бог!

Не ведаешь пока ты (до сих пор!)

Как разрушаются Ограничения Оковы?

Тогда в восторге сердца ничего

Не разделяет твое маленькое «Я»!

ОЛИМП:

Поведай мне, как почка для рассвета

Растет и бухнет, расскажи мне, что за радость

Ума и крови рушит мрачную печать

Могилы Христиана Розенкрейца —

Кто награжден утратой мира,

Святой отец наш!

МАРСИЙ:

Подобен ты сначала одинокому

И сумрачному дубу

На вересковых пустошах. Пронзительно

Рыдает ветер и неистовствуют бури

Чтоб заглушить глас тишины! А позади,

Ужасное, клубится облако, чернее

Всех остальных. Смотри! Смотри!

Оно на трон возводит

Шар яркого огня! И, разорвавшись, плетью молний жалит

Упрямый старый дуб! Ужасный треск!

И ночь еще темней, чем прежде.

ОЛИМП:

О нет, учитель! Неужели жизнь

Должна полечь обугленной травою

Под жатвой этою кровавой?

МАРСИЙ:

Жизнь продолжается. Проходит шторм.

Исчезли тучи — ночь ясна.

Тому, кто выдержал, теперь в награду дан

Бесценный дар луны.

Вокруг адепта

Леденеет воздух,

В кристаллы превращаясь. И в груди

Укол он чувствует. Нарушено сияние,

Незамутненное и нежное.

Под лед

Его затягивает вниз!

ОЛИМП:

Способна ли

Плоть наша жалкая,

Трясущийся голем,

Боль эту вынести?

МАРСИЙ:

В черве сокрыт всепобеждающий зародыш,

Во всем тебе подобный эмбрион.

Паденье воробья — крах мира!

Знай так же, что оно возможность

Им наслаждаться превосходит!

Волненье мерцает в памяти — маяк на мысе,

Где нет огней нигде, лишь пена бурунов