– Да я уже рассказывал.

– Ну так расскажи еще раз.

– Давай, Уан. Мы послушаем, – ободряюще улыбнулся учитель.

– Так вот, – начал Уан, усаживаясь поудобней и снимая такию, словно она ему мешала. – Так вот, значит, приходят как-то к нам в деревню эти пентюхи с гор со своим начальником. Ура, вперед, где бы чего загрести. А с нас, голытьбы, что возьмешь? У нас беи еще до них все загребли, ничего им не оставили! Стоят себе наши домишки, голые да пустые, как могила. Ну и вот, решили они к ночи двигаться дальше. Но закусить-то надо, и разошлись по нашей деревушке – пять человек на каждый двор. Заявляются они к деду Наси. Увидал их дед, чуть кондрашка его не хватил. «Ой-ой, – думает, – вот так штука». Ну да их начальник оказался ничего, смирный старик, не буян. Только они расселись, подзывает он деда Наси:

– Эй, ты, – говорит, – а есть у вас такие, ну, что кричат гур-гур-гур?

– Есть, а как же.

– Ага. Тогда зарежь-ка нам такую!

Уан старательно воспроизводил дибранский диалект, и оттого, может быть, что часто рассказывал эту историю, у него получалось совсем неплохо; его рассказ всегда вызывал смех. Скэндер, который до этого сидел задумавшись, теперь словно очнулся и внимательно слушал. Лёни хохотал с самого начала, остальные еле сдерживали смех. Одна лишь госпожа Рефия не слушала, о чем говорят, она следила за мальчиками, которые ссорились у костра из-за поджаренного початка.

– «Ну ладно, – думает дед Наси. – Индюшатины захотелось? Будет им индюшатина». Пошел он и зарезал двух индюков. Жена его, Валя, приготовила их, значит, под соусом, повырезала мякоть да и накормила детей. А детей-то у них целый выводок – восемь человек, мал мала меньше. Подает она, значит, остатки этим пентюхам. Те сожрали все, что было, косточки обглодали, пальцы облизали, да и пошли со двора. Идут, молчат. Подошли к шелковице, где у них было договорено собраться всем вместе, уселись на землю да свернули по цигарке. А их начальник сидит уж больно задумчивый. Все старается чего-то сообразить, бедный, да никак. Наконец спрашивает:

– Эй, Джетан!

– А?

– Тебе что досталось?

– Шейка.

– Селим!

– Чего?

– А тебе что?

– Шейка.

– А тебе, Суль?

– И мне шейка.

– А тебе?

– И мне шейка.

Бедный старик аж рот разинул. «Э, – говорит, – да он нам аиста скормил!»

Мальчики все еще ссорились у костра, когда вдруг грянул дружный смех.

Скэндер рассмеялся вместе со всеми, потом опять погрузился в размышления. «Веселятся бедняки. Находят ж они чем позабавиться. Смеются над своими мучителями. Недаром говорят: смех – оружие слабого. Это естественно. Изменить что-то они не в силах, только и могут, что посмеяться. Да уж насчет того, чтобы поднять на смех кого-то, им равных нет, от них не спасешься. Ну а тех кровопийц разве проймешь насмешками? На зверя пуля нужна!»

– Ну ладно, что было, то было, – произнес Пилё, словно угадав мысли Скэндера. – А вот дальше как будет?

– Сейчас, слава богу, эти пентюхи вроде бы оставили нас в покое, – сказал Уан.

– Только их нам и не хватает. И так еле-еле душа в теле. Что-то беи наши совсем расходились. Сколько им ни давай, все мало. Ты посмотри только, что творит Гафур-бей вместе со своими холуями! – И Пилё тяжело вздохнул, как бы прекращая разговор, но, заметив, как пугливо озирается Уан, крикнул:

– Чего это ты оглядываешься?

– Потише, Пилё, не кричи, а то услышат…

– Здесь все свои.

– Свои-то свои, да ведь нынче и у заборов есть уши, да что там, камни на дороге и те могут подслушать.

– Ну и что? Хуже не будет.

– Ну да. Бывает и похуже.

– У добра да у горя нет конца, – сказал Кози.

– Да, да, – качнул головой Пилё, словно разговаривая сам с собой. – Мы стали трусливы, как зайцы, боимся даже слово сказать о своих бедах. Вот этим-то страхом они нас и держат под пятой.

– Терпение, Пилё, терпение, бог думает и о нас.

– А бог-то чей, ихний и есть, Уан. Они его для себя приспособили. А мы пялимся на его бороду, да что толку.

– Не богохульствуй, Пилё, – вмешался Кози. – Не говори так. – Он поднял стопку и, пытаясь переменить тему разговора, обратился к Уану. – Ну и насмешил же ты нас, Уан. Дай бог, чтобы этот смех был на счастье. – Будьте здоровы!

– Удачи тебе, Кози!

Пилё залпом выпил и повернулся к учителю:

– Как вы думаете, господин Демир, почему, когда мы смеемся, всякий раз говорим: «Дай бог, чтобы на счастье»?

– Как тебе это объяснить, Пилё. Наверно, из суеверия.

– А мне кажется, мы говорим так из страха, – сказал Пилё. – Мы даже смеяться боимся. У нас так мало радости, что когда, случается, посмеемся от души, так сразу кажется, будто грех какой совершили, боимся, не к плохому ли это.

– Пилё прав, – заговорил Лёни. – Господь разделил все пополам. Одним отдал радость да веселье, а нам лишь печаль да горе. Потому стоит нам засмеяться, как уже кажется, что в грех впадаем.

– Не впадай же и ты во грех, сынок. Не упоминай всуе имя господне, – с укором сказал Уан.