Гийом не ответил и не отвел глаз, хотя пылающий взгляд принцессы мог испепелить гору. Смотрел ласково и спокойно, с той обманчивой безмятежностью, что развивается ценой многих испытаний. Таков взор бывает у политика, имеющего козырь на переговорах, или убийцы, выжидающего момент.

Листья падали, кружась, танцуя в воздухе, отдавая все силы без остатка, и несколько об этом не жалея, ведь полет и был их жизнью. Листья падали, а люди молчали.

Напряжение росло. Еще чуть-чуть, и оно бы зазвенело как натянутая струна гитары. Гийом первым отвлекся, поймал большой треугольный листок, богато раскрашенный золотым и багряным.

— Это тебе, — он протянул его девушке.

Она приняла дар, их руки соединились вновь.

— Не обижайся на холод — это моя броня, вторая кожа, внешняя суть. Не обижайся, ведь ты первая, кто за много лет раскрыла ее. Ты — растопившая лед. Ты — оживившая мертвое сердце, — Гийом прижал ее руку к своей груди.

— Два года назад, — задумчиво сказала принцесса, — Я, наивная глупенькая девчонка, пыталась уговорить тебя, расчетливого и равнодушного чародея, пощадить чувства двух влюбленных: Изабеллы Клосто и Луиса де Кордова. И все тщетно. Плакала ночью от бессилия помочь лучшей подруге: невозможности спасти ее от колдуна, что как в сказке потребовал обещанную плату.

— Тщетно, — маг улыбнулся краешком губ, — то-то они уже два года муж и жена, а я с тех пор потерял покой.

— Не перебивай! — строго сказала Ангела, — Это было ровно два года назад, а теперь я слышу от тебя такие слова: «Мотылек», «Рискуя жизнью». Знала бы заранее…

— Знала бы заранее? — внешне лениво повторил Гийом после некоторой паузы.

— Сделала бы все точно так же, — с вызовом ответила девушка.

Маг взглянул на небо.

— Кажется, будет дождь.

— Кажется? Ведь ты волшебник? — засмеялась Ангела.

— Маг. Боевой. Размениваться на такую мелочь — не для меня.

— Скажи честно, что не можешь предсказать, — потребовала принцесса.

— Хорошо. Честно — не могу, разучился. Уже лет пятнадцать не занимался подобной чушью, — не принял он шутки, — Пойдем, наверное, назад. Тебе уже пора.

Ангела замолчала.

— Тебя гнетет и изводит моя помолвка, — сказала она, наконец, — Хочешь открытого и честного разговора?

— Да.

— Хорошо. Зачем ты мучаешь меня этим? Я еще не выхожу замуж за наследника Далации. Не надо заранее сыпать соль на раны, пытать меня словами. Мне тоже больно, Гийом. Ты старше и гораздо опытней. Скажи мне, что делать, как поступить, как жить? — почти прокричала принцесса и прикусила губу.

— Не скажу. Именно потому, что опытнее. Наша любовь пока еще безопасна, невинна, похожа на игру. Чувства наши — романтический союз, что возможен для юной девушки, но не для будущей королевы. Мы на перепутье. Прошу, дай договорить до конца! — он сделал останавливающий жест рукой.

— Есть два пути. Первый — излюбленный романистами — побег, точнее бег ото всего и всех за счастьем. Он отпадает. Наивные по природе или намеренно авторы скрывают, как тернист, коварен и кровав этот путь. А так же то, что в конце его, зачастую, лежит совсем не счастье, а усталость, обида и разочарование, — Гийом сделал небольшую паузу, — Или даже ненависть на того, кто испортил тебе жизнь прежде счастливую и довольную, погубил. Но опасности эти пока далекие, и кажутся тебе мнимыми.

Второй путь. Для тебя сейчас наиболее трудный. Жить так, как идет судьба. Немного позабыть меня. А позже уехать в Далацию: страну, где также жарко и красиво, как здесь, но чуть другие звезды.

Ангела опустила голову. Капюшон полностью закрыл лицо и подбородок.

Гийом мягко обнял ее за плечи.

— Прости.

— За что? — произнесла девушка, едва сдерживая слезы, — За что ты так жесток со мной? Наше свидание начиналось так хорошо…

— Прости, — повторил он, — Ты говорила: я расчетлив — это так. Я представляю примерное будущее и хочу, чтобы с тобой было все хорошо. Несчастливая любовь может забыться, а вот изломанную судьбу не исправишь.

— Ты рассказывал мне историю о молодом волшебнике, полюбившем герцогиню. Ему отрезали руки и язык. Ты этого боишься?

— Нет. Меня трудно схватить живым. Проще убить. А смерти я давно не боюсь, — спокойно ответил маг.

Ангела кинулась ему на шею.

— Прости теперь ты меня, — горячо сказал она, — как я могла в тебе усомнится, обвинить в трусости.

— Это все погода, — тихо сказал Гийом, — близится ненастье, и наши умы в беспокойстве. Ненастье не только в погоде. Послушай, вот вспомнил очень хорошие строки, жалко, что я не поэт: Разлуку во всем я вижу: она в глазах твоих грустных.

Разлуку во всем я слышу: твой голос слабей и глуше. Разлуку во всем вдыхаю: ты пахнешь скошенным лугом. Во всем предчувствую близость разлуки, разлуки, разлуки.

— Я хочу сберечь тебя, моя принцесса, — сказал он, и это обращение звучало не как титул, — Сберечь твои синие как небо глаза, волос цвета темного каштана, стройный стан и нежность рук. Ты — хрустальный сосуд, в котором хранится то немногое доброе и нежное, что еще осталось во мне. Близость со мной может его разбить.