– Неужели семь лет, с 1803 года?

– Да. Им не разрешали выехать, а Шарль мог устроить их отправку в Портсмут. Это была дорогостоящая операция. После революции и прихода Наполеона к власти Гавр стал в основном обслуживать военно-морской флот, и большинству торговых кораблей приходилось плыть в другие места для разгрузки товаров. Вот почему оказалось невероятно сложно найти капитана, готового взять кого-либо на борт за минимальную цену.

Шарлотта присела рядом с Гейбриелом, чтобы он помог ей справиться с тесемками платья.

– За взятки Шарль обеспечил себе сотрудничество французских властей, а от меня требовал флиртовать с теми, кому денег было недостаточно. Семьи платили ему, и некоторые даже отдавали все, что имели. Мне это известно, потому что это я собирала деньги, записывала каждого члена семьи из отъезжающей партии эмигрантов. Клер тогда не было еще и года, и ей вовсе не нравилось, когда приходилось бодрствовать позднее положенного часа, но я почти убедила себя, что Страусе творит добрые дела. Затем в ночь отплытия он послал меня, чтобы я отвлекла портовых охранников, а сам отвез семьи в гавань и доставил на борт корабля. Но тут произошло непредвиденное: капитан отказался принять на борт детей младше пяти лет.

Гейбриел удивленно вскинул брови.

– Почему же он так поступил? Я слышал, есть примета, что женщина на корабле приносит несчастье, но при чем тут дети?

– По-моему, если бы ему дали достаточно денег, он мог бы передумать, тем более что трех детей он все же взял. Остальные вернулись на берег, и корабль отплыл без них. До настоящего дня я не знаю, согласились ли родители добровольно с этим решением, но, в конечном счете, им не оставили выбора.

Шарлотта встала и начала приводить в порядок волосы, затем надела шарф и завязала его сзади.

– Клянусь, я ничего не знала о брошенных детях до самого конца, то есть до смерти Страусса.

– Я верю вам. – Гейбриел произнес это спокойно, словно никогда не сомневался в ней.

– Шарль погиб спустя неделю, убитый кем-то, кому было наплевать на его шантаж и вымогательство, ростовщичество или миротворчество. Кем – я не знаю, да и не хочу знать. Возможно, самой большой моей слабостью было то, что я не убила его сама.

Гейбриел долго молчал.

– И как давно это было? – спросил он наконец.

– Чуть больше четырех лет назад. Тогда я почувствовала, что меня словно выпустили из заключения. Я похоронила Шарля без лишних свидетелей и вернулась в Англию.

– У вас там семья?

– Мать. – Шарлотта вздохнула. – Я долго ругала ее за то, что она так жестоко продала меня. Потом я уехала в Лондон и, поклявшись никогда больше не носить фамилию Страусе, начала обустраивать свою жизнь там. У меня оставались кое-какие деньги от продажи наших вещей во Франции, но их было недостаточно. Я даже подумала, что в случае крайней нужды могла бы стать чьей-нибудь любовницей. Однако прежде чем деньги кончились, меня разыскал Жорж, он обнаружил список детей и выяснил, что Шарль сделал с ними. Последние три года мы с Жоржем разыскиваем детей и прилагаем все усилия, чтобы вернуть их родителям.

– Поразительный способ творить добро. – Гейбриел с сомнением покачал головой. – Неужели вы нашли их всех?

– Да, и вызволили – всех, кроме одного. Самый старший был продан кузнецу в подмастерья. Другому предстояло стать трубочистом. Старшую девочку продали в бордель, но я выкупила ее прежде, чем она начала отрабатывать свое содержание. Остальных отправили в сиротские приюты. Под разными предлогами Жорж и я «усыновили» и «удочерили» четверых из них и вернули в семьи, но двое не протянули долго в приюте.

– Да уж, это не самое лучшее место для слабых.

– Мы с мамой обзавелись малышами, когда выяснилось, что невозможно разыскать всех родителей. Клер и Пьер составят компанию тем троим, что у нас уже есть. Теперь для меня нет ничего важнее детей. Я готова пожертвовать деньгами, которые ваш брат обещал мне, а также отдать мою и вашу жизни ради них.

Гейбриел молчал. Да и что он мог сказать ей на это?

Шарлотта вновь прицепила гамак на крючок, изо всех сил стараясь не смотреть на него и не мешать ему размышлять над рассказанной ею историей. Она вовсе не собиралась рассказывать все это, но, начав, уже не могла остановиться.

– А откуда взялся Жорж? – Неожиданно раздалось уже за спиной.

– Жорж? Я рассказываю вам историю, о которой мало кто знает, а вы спрашиваете меня о Жорже…

– Потому что Жорж остается тайной. Если я требую слишком многого, можете не отвечать мне.

– Жорж был камердинером моего мужа.

– Камердинер? – Гейбриел придирчиво обдумывал это слово, как будто оно могло иметь какое-то особое значение. – Странно, что он остался верен вам после смерти Страусса.

– Странно, согласна, но он всегда был верен Шарлю и добр ко мне. Это единственный мой настоящий друг во Франции.