– Впере-ед!
– слышим мы восторженный клич Макара Бабикова.

Егерей ошеломила наша атака. Они отступили на конец мыса, ко второму опорному пункту.

Разгоряченные боем и упоенные первой победой, мы закрепились на возвышенности, осмотрелись и тут только поняли, в каком положении оказались. Воодушевленные первым порывом, мы не оглядывались назад и не заметили, как на подходе к лощине наша колонна была прижата к земле массированным огнем неприятеля, как потом ее атаковали свежие силы, прибывшие из Титовки, и стали теснить морских пехотинцев к берегу, к месту высадки.

Позднее мы узнали, что командир пехотного подразделения за преступную халатность и медлительность был отдан под суд военного трибунала, а командир отряда безуспешно пытался установить с нами связь. Он повел к мысу две группы разведчиков, но был ранен и эвакуирован с поля боя. Ранило также комиссара отряда Дубровского, секретаря партбюро старшину Тарашнина и многих других. Разведчики из группы Мотовилина яростно пробивались к нам. Попав в окружение, они прорвали кольцо и ушли к морю. Прикрывая их отход, два неразлучных друга, пулеметчики Семен Флоринскнй и Борис Абрамов, стреляли до последнего патрона и с пением "Интернационала", с гранатами в руках ринулись на врага.

Скошенные пулеметной очередью два моряка пали разом, лицом к мысу.

И еще я тогда не знал, что погиб Кашутин, что Шелавин с раздробленными ступнями, до крови искусав губы и руки, чтобы не выдать себя криком, прячется от снующих вокруг егерей, ползет и ползет на вершину Могильного. И даже находившиеся рядом Баринов и Шерстобитов никому не сказали, что они ранены.

Одно было совершенно ясно: мы отрезаны от основных сил, окружены егерями на их же опорном пункте.

Прежде чем действовать, надо привести группу в боевой порядок.

Я подсчитал силы. На маленьком клочке каменистой земли, на "пятачке" мыса Могильный, было пятнадцать разведчиков.

2

С трех сторон мыс Могильный омывает море. Егеря впереди и позади нас. Они пристрелялись к нашему "пятачку", и если бы не укрытия из камней, осколки вражеских мин и снарядов вывели бы из строя всю группу.

– Товарищ старшина! Разрешите? Товарищ старшина!..

Кто-то тянет меня за рукав. Оборачиваюсь - Макар Бабиков! Тревожно поблескивают серые сузившиеся глаза. Мокрая прядь волос выбилась из-под шерстяного подшлемника, а на бледном лицо выступили капельки пота.

Макар смотрит на склон горы.

– Вон там, я видел, как за теми камнями он упал. Может, ранен?

– Кто? О ком ты?

– Кашутин...

– Вася Кашутин!

Я готов сорваться с места и бежать вперед, но Макар не выпускает рукав моей гимнастерки, прижимает к земле.

Мы встречаемся взглядами, и я вижу в глазах новичка решимость и мольбу.

– Я - маленький, я подползу незаметно... На открытом, почти голом склоне трудно маскироваться. Нельзя рисковать жизнью почти необстрелянного в боях моряка.

– Не горячись, - говорю Макару, успокаивая заодно и себя.
– Ты не горячись! В атаке зачем-то вперед вырвался... Хочешь показать, что тебе море по колено?

– Это я со страху рванул... Боялся от вас отстать. Мне нравится чистосердечное признание Бибикова, если только он не хитрит.

– А теперь вдруг не страшно стало?

Бабиков промолчал и вдруг, еще не получив разрешения, вьюном мелькнул среди камней и исчез.

Мы уже отбили третью атаку, когда неожиданно наступила тишина. Егеря что-то замышляли. Я приказал усилить наблюдение и беречь боеприпасы.

Макар не возвращался, а внизу изредка постреливали. Должно быть, егеря все-таки обнаружили Макара.

– Воздух!

С истошным воем пронеслись над нами три "мессера". Взмыв к зениту, они стали пикировать на наш "пятачок" и сбросили бомбы. Снова ударила вражеская батарея, и егеря пошли в атаку вслед за огневым валом. Они приблизились настолько, что мы слышали их гортанные крики:

– Русс! Сдафайс! Русс капут!

"Пятачок" безмолвствовал. Разведчики ждали, когда егеря подойдут на дистанцию броска гранаты.

Кто-то в стороне от егерей резко свистнул, и оттуда раздался крик Бабикова:

– Ату, ату их!

Макар метнул гранату. Она разорвалась в цепи атакующих, и мы пустили следом за ней еще несколько "лимонок".

Егеря с истошным воем откатились.

– Вовремя поспел!
– услышал я рядом знакомый голос.

Бабиков подполз незаметно. Он был по-прежнему бледен и чем-то очень взволнован. Еще более сузившиеся глаза виновато смотрели в сторону.

– Хорошо, что вернулся, - строго сказал я Бабикову.
– К Кашутипу трудно подползти, зачем зря рисковать? Сейчас каждый моряк - взвод.