– Прости, Виктор, - дрогнувшим голосом перебил меня. Шелавин.
– Надо же искать выход!

– А это уже не выход. В лощине егеря установили два пулемета. Нет, нам только до ночи бы продержаться...

По оконечности мыса, по второму опорному пункту егерей, ударила наша береговая артиллерия. Эх, перенести бы огонь с батарей Рыбачьего через наши головы к перешейку мыса! Но как без радиостанции корректировать стрельбу батарей? Ракетами? И мы, и егеря пускали их множество. Артиллеристам с Рыбачьего трудно определить, кому какой сигнал принадлежит. А разрывы снарядов приближаются, вот они уже накрывают наш "пятачок"...

Кто-то, прячась за камень, кричит:

– Братцы, по своим лупите!

Артналет, к счастью, прекратился, но вскоре огонь открыли немецкие батареи.

– Егеря с тыла лезут!
– доложил Бабиков, наблюдавший за перешейком.

Я обернулся и увидел "психическую" атаку взвода пьяных егерей, прибывших из Титовки. Они протрезвели не скоро. Когда, наконец, атаки прекратились, наши боеприпасы были на исходе.

Полдень миновал.

Мы сидели за скалой и ждали, когда начнет темнеть. Ночью будет легче. Нас немного, но если мы прорвемся вниз, то в хаотическом нагромождении камней трудно будет обнаружить нас. Ночью легче просочиться в ущелье, скрыться от преследователей, вынести к берегу тяжело раненного Шелавина. Десантники это понимают и бодрости не теряют. Агафонов даже пытается шутить. Только самый молодой среди нас, Николай Жданов, стройный красивый матрос, который до этого держался молодцом, вдруг загрустил и поник головой.

– Эй, моряк, красивый сам собою! Не дрейфь!
– хлопнул его по плечу Семен Агафонов.

Жданов вздрогнул, потом в сердцах сказал:

– Все! Песенка спета... Нам отсюда не выбраться...

– Дура, чего мелешь!
– набросился на него Агафонов.

Жданов вспылил, побледнел, резко ответил:

– Николай Жданов живым врагу в руки не дастся! Понял?

И отошел в сторону.

Никто из нас тогда не понял истинного смысла этих слов.

Солнце уже наполовину скрылось за горой. Исчезли длинные, причудливые тени от скал, сгущались сумерки. Мы начали готовиться к прорыву.

Я отобрал пять разведчиков, которые должны пробить брешь в обороне егерей, трех - чтобы прикрыть отход, а двум легкораненым приказал положить на плащ-палатку Шелавина.

В это время ко мне подбежал Алексей Каштанов и шепнул:

– Егеря рядом.

– Откуда ты взял?

– Я был у Курносенко на левом фланге. Мы слышали, как их офицер кричал: "Кто повернет назад - расстреляю! Русских надо уничтожить до ночи!"

Каштанов знал немецкий язык. То, что произошло вслед за этим, подтвердило его сведения.

С неистовыми криками "аля-ля!", цепляясь за камни, егеря упорно лезли вверх. Теперь наш редкий огонь не мог их остановить.

– Кончились патроны!
– крикнул Бабиков.

– Кончились!
– тревожно отозвался Барышев, отползая назад.

Егеря втаскивали пулемет на гребень "пятачка". Шелавин поднялся на колени и дрожащей рукой поднял пистолет.

Наступил критический момент боя.

– Всем ко мне!
– скомандовал я. И тут мы услышали надрывный крик Николая Жданова:

– Братцы, конец!

Не успели мы опомниться, как он выдернул чеку из гранаты, прижал ее к груди и лег лицом к земле.

– Прощайте, товарищи!..

Это уже матрос Киселев, подбежавший к трупу Жданова, рванул кольцо зажатой в кулак "лимонки" и медленно стал опускаться на колени.

– Встать, Киселев! Я вскинул автомат.

Злоба, боль и стыд за товарища захватывают дыхание. Я с трудом выпаливаю каждое слово:

– Трус! Застрелю! Бросай гранату! Киселев метнул "лимонку" в сторону егерей, и всем сразу стало легче.

Дальше медлить нельзя. Люди ждут команды.

– Агафонов - уничтожим пулеметы! Курносенко, Бабиков - прикрыть отход. Остальным - к Шелавину.

В моем диске остались последние патроны. Есть еще возможность вклиниться в расположение противника для рукопашной схватки, есть еще надежда прорваться! Поднимаюсь во весь рост, вижу две головы немецких пулеметчиков и нажимаю спусковой крючок. Пулеметчики нырнули за камень, и Семен Агафонов тотчас же метнул туда гранату, ринувшись следом за нею.

– Сюда, старшина!

Это кричал Агафонов, поворачивая захваченный, но, к сожалению, поврежденный пулемет.

Я подбежал к нему.

Бабиков, Михеев и Каштанов прокладывали себе дорогу гранатами. За ними Баринов и Барышев несли на плащ-палатке раненого младшего лейтенанта.

Мы прорвали внутреннее кольцо окружения.

Мыс остался позади. Но было еще одно, внешнее кольцо. Наш путь лежал через простреливаемую егерями лощину. Легко ранило Агафонова, Барышева, Каштанова.

Выход к лощине преграждал неумолчно строчивший из блиндажа пулемет. Егеря пускали ракеты. Пришлось остановиться.