– Послушай, а это не четвертый ли сзади?
– спросил Хестлер.

– Как вы не можете понять, - хныкал коротышка.
– Я должен был идти, это был незапланированный зов природы...
– Он уставился на пятого сзади, большого, с грубыми чертами, в рубашке кричащего цвета и солнечных очках.
– Вы же сказали, что присмотрите за моим местом!..

– Итак, зачем же ты брал перерыв, а, недоносок? Пошел отсюда к дьяволу!

Теперь уже целая толпа кричала на коротышку:

– Вон из очереди! Вон-из-оче-реди! Вон-из-оче-реди!..

Коротышка отпрянул, зажав уши руками. Непристойное скандирование ширилось, так как его подхватывали все новые голоса.

– Но это же мое место, - завопил лишенец.
– Его оставил мне отец, когда умер, вы помните...
– Голос потонул в реве толпы.

– Хорошо они его, - сказал Галперт, смутившись от, громких криков. Теперь он ничего не сможет сделать со своим наследством, как только уйти прочь...

Они смотрели, как бывший четвертый сзади повернулся и пошел, затыкая руками уши.

После того, как Галперт уехал на колесе, Хестлер еще минут десять проветривал палатку, стоя с каменным лицом, сложив руки на груди и смотря в спину первого спереди. Отец рассказывал ему историю про первого спереди, про старые времена, когда они оба были молодыми парнями, стоящими в конце очереди. Тогда он был очень веселым парнем и всегда заигрывал с женщинами, стоящими поблизости, предлагая им поменяться местами с определенной целью. Теперь от этого не осталось и следа: впереди стоял коренастый пожилой человек в потрескавшихся старых ботинках, постоянно потевший. "Однако мне повезло", - подумал Хестлер. Он получил свое место от отца, когда того хватил удар, - отец продвинулся на двадцать одну тысячу двести девяносто четыре места. Не каждый молодой человек получал такое наследство.

И теперь, может быть, через несколько часов, он достигнет цели. Хестлер дотронулся до сундучка, в котором были бумаги отца, и, конечно, его собственные, и Кластера, и детей - все. Через несколько часов, если очередь будет двигаться, он сможет расслабиться, уйти на покой и позволить детям, у которых были свои места в очереди, продолжать его дело. Дать им возможность совершить то, чего добился их отец, - достигнуть начала очереди в сорок пять лет!

Внутри палатки было жарко и душно. Хестлер снял пальто и присел на корточки - не самая удобная поза в мире, может быть, но зато находящаяся в полном соответствии с законом, который требовал, чтобы хотя бы одна нога все время находилась на земле, а голова была бы выше талии. Хестлер вспомнил инцидент, происшедший много лет назад, когда один бедняга без палатки умудрился заснуть стоя. Он стоял с закрытыми глазами, потом его колени согнулись, и он оказался на корточках; затем он слегка приподнялся, моргнул и заснул. Стоящие рядом наблюдали за ним целый час, пока наконец его голова упала ниже ремня. Тогда они вытолкали беднягу из очереди и передвинулись на его место. Да, в те времена в очереди царили жестокие законы, не то, что сейчас. Здесь, рядом с началом очереди, слишком многое поставлено на карту. Нет времени для развлечений.

Перед наступлением темноты очередь передвинулась. Осталось три человека! Сердце у Хестлера подпрыгнуло.

Было уже темно, когда он услышал шепот:

– Четвертый спереди!

Хестлер вздрогнул и проснулся. Он моргнул, удивляясь, не приснился ли ему голос.

– Четвертый спереди!
– снова просипел голос. Хестлер откинул полог, ничего не заметил и убрал голову обратно в палатку. Потом он увидел бледное, искаженное лицо четвертого сзади с глазами навыкате, которые смотрели через вентиляционный вырез в задней стене палатки.

– Вы должны помочь мне, - сказал коротышка.
– Вы видели, что случилось, вы можете сделать заявление, что я был обманут, что я...

– Послушайте, что вы делаете вне своей очереди?
– прервал его Хестлер.
– Я знаю, что вас выгнали, почему же вы не займете новое место?

– Я... я этого не переживу, - с горечью проговорил четвертый сзади. Моя жена, дети - все они надеются на меня.

– Вам следовало бы раньше подумать об этом.

– Клянусь, я не мог ничего сделать. Это свалилось так неожиданно...

– Вы потеряли место. И я ничем не могу помочь вам.

– Если мне придется начинать заново, мне будет семьдесят лет, когда я достигну окна!

– Это не мое дело...

– ...Но если вы просто расскажете полиции, что случилось, объясните мой исключительный случай...

– Вы сумасшедший, я не могу сделать этого!

– Но вы... я всегда думал о вас, как о достойном человеке...

– Вам лучше уйти. Подумайте, что будет, если кто-нибудь увидит, что я разговариваю с вами?

– Я должен был поговорить с вами здесь; я не знаю вашего имени, но после того, как мы пробыли в очереди девять лет всего лишь в четырех местах друг от друга...

– Убирайтесь! Не то я позову полицейского!

Хестлер долго не мог успокоиться после того, как четвертый сзади ушел. Внутри палатки летала муха. Ночь была жаркая. Очередь снова передвинулась, и Хестлеру пришлось вылезать и перекатывать палатку вперед. Два человека впереди! Возбуждение было настолько сильным, что Хестлеру стало казаться, будто он болен. Еще две подвижки, и он будет у окна. Тогда он откроет сундучок и представит бумаги, делая все по порядку, не торопясь. С внезапной болью он вдруг представил, что кто-то ошибся, кто-нибудь из стоящих сзади забыл подписать что-нибудь, забыл проставить нотариальную печать или подпись свидетеля. Но этого не должно случиться. Нет, не может быть. Ведь тогда его могут вышвырнуть из очереди, отобрать место, и ему придется начинать все сначала...