— Все в порядке. Все будет в порядке. Ты в полной безопасности.

— Пожалуйста, не оставляйте меня здесь!

— Мартин, вы в полной безопасности. Сосредоточьтесь на дыхании. На звуке моего голоса. Мартин... Мартин! Вы спокойны и расслаблены. Вот так-то лучше. А теперь дышите глубже. Мы возвращаемся домой, возвращаемся в сад под окном библиотеки... Вы уже лежите в гамаке. Вы спокойны и расслаблены... спокойны и расслаблены.

Через некоторое время, когда Бегли так и не вернулся в подвал к остальным, один из членов похоронной команды, штатский, пошел наверх выяснить, что с ним случилось, и затем сразу же вызвал американскую военную полицию. Бегли обнаружили на верхнем этаже Пальменхофа, здешней штаб-квартиры гестапо (теперь он уже вспомнил название и назначение здания). Он сидел, скрестив ноги, на полу, в углу около кровати, и баюкал тело юной немки. Совсем еще девочки.

Худенькая, темноволосая, лет десяти — так и не удалось выяснить, ее или нет он видел в парке на берегу пруда, — девочка была убита несколькими ударами саперной лопатки по голове. Лопатка была полузасунута под кровать, и поверх ее окровавленной рабочей части была наброшена какая-то тряпка. Истрепанное бумазейное платьице, изорванное и залитое кровью, едва прикрывало тощие бедра девочки и выставляло наружу чудовищные раны на животе и в паху. Одна из рук девочки, отрубленная по локоть, лежала, как пустой чулок, у дверцы шкафа. На запястье был шнурок, свободным концом привязанный к мужскому ботинку.

Бегли, все еще в газовой маске, баюкал мертвую девочку не только руками, но и монотонной колыбельной, которую время от времени прерывал, чтобы прочитать вслух отрывок из Апокалипсиса или из Книги Исайи.

Полицейские вырвали тело девочки у него из рук и велели Бегли снять маску и назвать свое имя. Бегли не хотел выпускать ее тело. Когда его начали допрашивать, он подошел к окну и, отодвинув штору, выглянул на улицу. Он увидел лужи, целые реки грязи, груды превратившегося в прах кирпича, сожженные танки, разбитые автомашины, трупы лошадей... Он ничего не мог вспомнить — ни того, что произошло, ни даже собственного имени.

Неподалеку от перекрестка американский джип угодил в бомбовую воронку и застрял. Бегли увидел, как водитель выбрался из машины. Краснолицый и нелепо выглядящий в каске, он сердито заорал на своего напарника, отказавшегося от попыток вытолкнуть машину из ямы и, обескуражено смеясь, прислонившегося к ее дверце. В дальнем конце улицы выстроилась под дождем длинная очередь женщин к разбитой водоколонке.

Один из полицейских достал пачку «Честерфилда» и предложил сигарету Бегли. Прикуривая от зажигалки, зажатой в кулаке, он начал понемногу припоминать.

— Мне хотелось спасти ее... Понимаете... Только уже было слишком поздно. Я знал, что она все равно умрет. Что они все равно скоро умрут. Все люди, животные, птицы, рыбы... деревья. Все на свете. Вы умрете... я тоже... Мухи и те умрут. Это наступает. Я уже видел знак... Но так долго ждать я не могу...

— Ты хочешь сказать, что, когда нашел ее, она еще была жива?

(Молчание.)

Слезы побежали у него по лицу. Он стер их ладонями, все еще выпачканными в крови девочки. Когда на него надевали наручники, он не сопротивлялся.

— Разве я мог оставить ее умирать одну-одинешеньку? Мне пришлось сделать это. Господь не оставил мне выбора. Он бы ее не спас. Мне хотелось спасти ее из юдоли скорби...

После ареста капрал Принт Бегли был препровожден в штаб-квартиру Седьмой армии, расположенную в Нюрнбергской крепости, и обвинен в убийстве штатского лица.

Понедельник, 16 октября

14.30. Телевизор доставили рано — «Zenith», цветной, 19 дюймов по диагонали, последняя модель. Мне удалось подключить его, и я посмотрел Майка Дугласа, «мюнстерцев», «Мне снится Дженни» и добрую половину «Голливудских площадок», прежде чем отправиться к себе на работу.

Сегодня я был здесь в первый раз за две недели. Прежде чем подняться на административный этаж, я заглянул в «контору» — просто для того, чтобы пройти акклиматизацию. Я уже успел позабыть, какой чистой и какой мирной она выглядит. Операторы у экранов, ослепительные ряды готовой продукции, ни шума, ни запаха, ни пылинки...

Парни в конторе как будто сильно обрадовались, увидев меня. Даже чересчур обрадовались. Миссис П. была очень озабочена состоянием моего здоровья. Мне рассказали массу свежих анекдотов, главным образом о последнем компьютере Пентагона, брачок в котором, как сказал Аль, едва не привел к третьей мировой войне. Шли споры о том, был ли это чисто механический дефект, или здесь оказался задействован человеческий фактор. Я ничего об этом не знал, уже несколько дней я не заглядывал в газеты. У меня на столе лежала записка: «Нам вас недостает. Мозговой штаб».

Примерно получасовой разговор с Дианой помог разобраться в ситуации, затем настало время проведать Гринфилда. Стоило мне войти к нему в кабинет, как он вскочил на ноги, что всегда было дурным знамением, и потянулся ко мне обеими руками через гигантский письменный стол.

— Как хорошо, Мартин, что вы вернулись. Надеюсь, вы полностью поправились.

Закончив на этом приветственный спич, он уселся на место и принялся жевать мятную резинку в ожидании моего рассказа. Я сообщил ему, что хочу взять сейчас две недели в счет летнего отпуска.