– А каково ваше призвание?
– спросил я.

– Я - прирожденный буржуа, - сказал он.

– Любопытно, что вы говорите это с гордостью, - заметил я.
– Какое тяжелое детство, должно быть, выпало вам на долю, сколько горькой зависти и неудач вы, наверное, испытали!

Он остановился и взглянул на меня с интересом. Некоторое время он внимательно рассматривал меня.

– А вы могли бы неплохо писать, - сказал он наконец; и добавил, как бы про себя: - Странное сочетание - мужчина и ребенок. Проблески безошибочной интуиции...
– Потом, уже обращаясь прямо ко мне: - Вы ведь не получили образования?

– Не получил.

– Жаль.

Он снова закурил.

– Я часто думаю, - сказал он, - что пути господни неисповедимы. Каждый раз, как церковь обрушивает на меня свой гнев, мои доходы возрастают. Сейчас этот доход равен десяти тысячам фунтов в год. После того как некоторые католические патеры стали поносить меня с амвона, моя практика настолько выросла, что мне пришлось купить второй "роллс-ройс". А когда и протестантские священники включились в травлю, я вынужден был добавить 'К приемной еще одну комнату, так увеличился наплыв пациентов. Потом в бой вступила христианская ассоциация женщин, - в результате чего я нанял еще одну сиделку. Все это чрезвычайно радует меня. Одна церковная община послала депутацию к редактору с требованием перестать печатать мои статьи. Он исполнил это требование - и тираж журнала сразу же упал на несколько тысяч. Ему пришлось снова обратиться ко мне - предложив, разумеется, повышенную оплату.

Мои публичные лекции о проблемах пола тоже встречают в штыки. Однажды я узнал, что на мою лекцию придет целая группа религиозных фанатиков, чтобы освистать меня и добиться моего ареста. За два дня до этой лекции я послал комиссару полиции двадцать бесплатных билетов и учтивое письмо, поясняющее, как важно, чтобы полицейские, которым по службе приходится сталкиваться с сексуальными извращениями, послушали мою беседу, где в доступной форме я растолкую самую суть дела.

Я подчеркнул, что считаю своим долгом посвятить часть лекции разъяснению обязанностей полицейских, имеющих дело с сексуальными преступлениями. Словом, это было очень хорошее письмо. И вот перед началом лекции первые два ряда заполнились полицейскими в форме. Когда в задних рядах начался шум, полицейские, все, как один, поднялись с мест. В зале сразу же воцарилась полная тишина. Это была, пожалуй, самая удачная из моих лекций.

– Вот вы говорили о ненависти, которую возбуждаете в некоторых людях, сказал я.
– Как вы относитесь к этому?

– Собака лает - ветер носит, - отозвался он.
– Люди - те же скоты. Всех их следовало бы истребить.
– В первый раз на лице его появилась улыбка.

– Включая вас, разумеется?

– Нет, немногие исключительные личности должны быть сохранены.
– Он картинно взмахнул рукой.
– Но у большинства людей разума не больше, чем у животных. Без них земля стала бы куда более приятным местом.

Эти типы звонят мне, - не называя себя; они ругают меня ублюдком и всячески поносят. Я не возражаю против того, чтобы меня называли ублюдком, так как, в сущности, ничего не имею против ублюдков. Скорей, они мне даже нравятся. Большинство людей почему-то бросается на вас с кулаками, стоит назвать их ублюдками. Я не из их числа.

Но против некоторых ругательств я возражаю из принципа. Одно время мне регулярно звонил какой-то субъект и, злобно прошипев: "Абортмахер проклятый", - тут же вешал трубку. Я безошибочно узнавал его голос, его звонки стали для меня своего рода развлечением. Я притворялся, будто ничего не слышу. Беседы наши обычно проходили в таком духе:

"Это доктор Стрит?"

"Алло, алло!"

"Абортмахер проклятый!"

"Алло, алло! Говорите же. Ничего не слышно".

"Я говорю - абортмахер проклятый!"

"Алло! Если вы звоните из автомата, нажмите кнопку".

"Абортмахер проклятый!"

"Алло, я вас все-таки не слышу".

"А-борт-махер про-кля-тый!"

"Алло! Постучите по аппарату!"

В конце концов "собеседник" бросал трубку.

– Меня чаще всего оскорбляют в письмах, - заметил я.

– О, таких писем я получаю несметное количество! Кто-то регулярно шлет мне письма из Америки. Должно быть, какой-то сиднеец отправляет их другу в Америку, а тот пересылает мне. Увы, приходится привыкать и к брани и неблагодарности человеческой. Одолжите человеку деньги, и он станет вашим врагом; займите у него - и лучшего друга вам не сыскать. Если вы свысока смотрите на людей, они сияют при первом знаке внимания с вашей стороны; проявите к ним уважение - и они станут вас презирать.

– В Австралии каждый поденщик воображает, будто он ничуть не хуже своего хозяина. В Англии у меня никогда не было хлопот со слугами; здесь же невозможно добиться, чтобы вас прилично обслуживали.

Некоторое время тому назад я дал в газете объявление, что ищу секретаршу. Явилась девица. По ее словам, она была сущим кладом. Я решил взять ее на испытательный срок. Не прошло и двух дней, как она прожгла мои резиновые перчатки. Дело не в цене, но их нелегко достать. Затем девица эта погубила весь мой запас редких медикаментов. А я выписываю их из Англии. Девица оказалась нерасторопной, печатала плохо, к тому же неграмотно. Я вызвал ее к себе.

"Я больна, - захныкала она.
– Если бы вы знали, как я нездорова".

"Что с вами?" - спрашиваю.

"Вчера я три раза падала в обморок".

"Что-то я не видел, чтобы вы падали в обморок, - говорю.
– Должно быть, это происходило в мое отсутствие".

"Я очень плохо питаюсь", - заявляет девица.

"Как плохо?
– удивляюсь я.
– Я же заплатил вам вперед четыре фунта десять шиллингов".

И, представьте себе, у нее хватило нахальства сказать:

"Мне этого мало".