Медведев Валерий Владимирович
Шрифт:
– Он ещё и слово компост знает!
– сказал Алик.
– А как же, - сказал Юра, ямы для обеда деревьев, на первое суп-пер, на второе - фосфат, на третье сладкий компост из гнилых фруктов!
– И про суперфосфат тоже всё знают!
– сказал Венька Смирнов.
– И про компост!..
– Про что не надо они всё знают, а про что надо - ни бум-бум!..
– Не исправите, смотрите, тогда Михал Михалыч годовую двойку выведет вам!
– Подумаешь, чем испугали, - сказал Юра.
– Зиночка, сказала Эра Кузякина, - да хватит нам с ними поодиночке церемониться, давайте возьмём их в оборот всем классом!..
– Придётся, - согласилась с Эрой Фокина и скомандовала: Три-четыре!
И весь класс хором произнес:
Костя - Юра, слово массам,
Мы проводим вас всем классом,
Мимо сада, мимо тира,
До Баранкинской квартиры,
И за стол без споров лишних
Сядьте с Яковлевым Мишей
И займитесь с ним учебой,
В результате были б чтобы
Чтобы две печальных двойки
Вы исправили на тройки,
Ну, а честно вам сказать
Лучше, если бы на пять!
Нам отпор не нужен ваш!
Встать! И к цели шагом марш!
Вероятно, вот точно такое же впечатление производил древнегреческий хор в своих древнегреческих спектаклях на своих древнегреческих зрителей, какое впечатление произвёл на Баранкина и Малинина хор своих одноклассников.
– Ну, знаете, - после большой паузы сказал, первый раз в жизни вроде бы растерявшийся Баранкин, - это уже как в "Чапаеве" получается!.. Это уже какая-то психическая атака, - Баранкин знал, что лучше всего на стихи было бы ответить стихами и пока отвечал прозой одновременно готовил ответ в рифму. И приготовил...
– А за ваш хор мы вас с Малининым лично ставим "неуд".
– Три-четыре!
– скомандовала Фокина.
– Это почему "неуд"? дружным хором спросил снова класс Баранкина и Малинина.
Баранкин что-то пошептал на ухо Малинину и они в один голос громко произнесли:
– Сразу видно, что не Пушкин написал эти частушки!..
Двухголосый ответ, да ещё в рифму, да ещё в довольно складную вообще-то, произвел на ребят некоторое впечатление, но Фокина не унималась и снова скомандовала: "Три-четыре!.."
– А за такой экспромт вам Пушкин.
Дал бы с Костей по макушке!..
– ответил снова хором весь класс. И здесь Баранкин понял, что пока сопротивляться классу бесполезно. Если первые стихи были, конечно, подготовлены заранее Зиной Фокиной или Эрой Кузякиной, то второй стихийный ответ класса в стихах поверг Баранкина в недоумение, в бессилие и в полное подчинение классу. Последнее слабое сопротивление, которое он попытался оказать одноклассникам, было произнесено жалкой, по сравнению со стихами, прозой и не имело никакого эффекта. Юра Баранкин сказал, обращаясь лично к Веньке Смирнову:
– Смирнов, ты-то что орешь, да ещё хором. У тебя у самого двоек навалом!
– Навалом, - согласился Смирнов, хихикая, - но ни одной из них нет ни самой первой, ни самой последней!.. У меня они все серединные.
В этом была своя логика, и после этого Баранкин и Малинин как бы внутренне сказали "Сдаёмся!.." и как бы тоже внутренне подняли вверх руки.
Юра Баранкин и Костя Малинин шли под окружением школьного конвоя домой. Погода была прекрасная. В такую погоду лифтерша в Юрином доме всегда, смеясь, говорила: "Погода шепчет - бери расчёт..." На вовсю зазеленевших деревьях и на газонах бездельничали и вообще вели себя как на большой перемене воробьи и не каких-нибудь там двадцать минут, как все школьники, а уме с самого утра. И будут бездельничать до вечера. И всю жизнь с утра до вечера. Над клумбами как хотят и куда хотят порхали бабочки. Сразу было видно, что все они как одна бессознательные и неорганизованные. Какая-то тайная смутная мысль, похожая на желание, в который раз шевельнулась в душе Юры Баранкина, мысль, похожая на строчки из какого-то стихотворения, которое он то ли где-то прочитал, не то он их сам придумал: "...я уверен без забот воробей живет!.." Баранкин в который раз присмотрелся к воробьям и подумал, что нельзя себе было и представить, чтобы кто-то из воробьёв кого-то куда-то бы поволок силой против его желания. Занятий у них нет, значит, и репетиторов у них таких противных, как этот отличник Мишка Яковлев, тоже нет, и вообще никто не делит воробьёв и бабочек на отличников, хорошистов и двоечников. И не призывает "Будь воробьём! Или бабочкой!" Все они просто воробьи и бабочки. Просто!.. И всё!.. А тут... Вон, что творится!.. Сплошное насилие над личностью!..
Окруженные тесным кольцом одноклассников, Баранкин и Малинин продолжали приближаться к Юриному дому. Малинин оглянулся и сначала сказал:
– Правильно в русской народной песне поётся, - а затем запел довольно приятным голосом: "любовь кольцо, а у кольца начала нет и нет конца..."
– Малинин, - спросила его Кузякина, - а почему бы тебе не участвовать в школьном хоре? С таким приятным голосом, как у тебя - это вполне реально.
– Потому что есть такой школьный юмор, - ответил Малинин Кузякиной, - примерно такой ученик, как Венька Смирнов...
– Венька Смирнов тут же навострил уши - приходит домой и показывает дневник, в котором одни двойки и только по пению пять... Отец, просмотрев дневник, говорит: "С такими отметками и ты ещё поёшь?.. А ну, снимай штаны!.."
– А почему это такой ученик, как я, а не такой, как ты? взъерепенился Смирнов.
На этот вопрос Малинин ответить не успел, потому что школьное оцепление довело их до Баранкинской квартиры.
– Баранкин, будь человеком!
– произнес школьный хор на прощание.
– А что я пятикантроп, что ли?
– спросил на прощание Баранкин.
– В лучшем случае, - ответила Фокина, - ты шестикантроп и то с большой натяжкой...
Все засмеялись, а Баранкин в который раз пожалел, что Оля Тихонова перестала быть старостой класса. Уж у неё то на такой ответ просто не хватило бы здоровья...