Да. Но ударил-то после того, как план его был представлен командованию, рассмотрен и одобрен. А в этом Г.М.Штерн не мог не участвовать, он аналогичную операцию за год до Халхин-Гола разрабатывал и проводил на оз. Хасан в качестве начальника штаба ОКДВА. О вкладе его в замысел Халхин-Гола лишь Жуков мог поведать. Он этого не сделал. Симонову буркнул об эпизоде сражения, когда потери смутили Штерна, и он заколебался, но предоставил Жукову свободу действий. И все. Комары, вишь, докучали. И бензину не хватало, ну, Штерн помог…

Толчея на служебной лестнице…

Ожесточение боев при Халхин-Голе мало чем уступало боям Великой отечественной. Но отношение к пленным было иным. Наилучшее описание боев, одновременно образное и краткое, оставлено свидетелем Халхин-Гола Конст. Симоновым:

"Земли и бревен взорванные глыбы; кто не был мертв, тот был у нас в плену." ("Кукла". Выделено всюду мной.
– П.М.)

"Самый храбрый не тот, кто, безводьем измученный, мимо нас за водою карабкался днем, и не тот, кто, в боях к равнодушью приученный, семь ночей продержался под нашим огнем." ("Самый храбрый")

" Там, где им приказали командиры, с пустыми карабинами в руках они лежали мертвые, в мундирах, в заморских неуклюжих башмаках… Ждя похорон, они смотрели в небо, им птицы не выклевывали глаз… Еще вчера в батальные картины художники, по памяти отцов, вписали полунощные равнины и стаи птиц над грудой мертвецов…Мы, люди, привыкаем ко всему, но поле боя было слишком страшным: орлы боялись подлетать к нему". ("Орлы")

"Да, нам далась победа нелегко. Да, враг был храбр. Тем больше наша слава". ("Танк")

Под Халхин-Голом не хватало командиров, но воевали еще солдаты и старшины блюхеровской выучки. Им противостояли отборные японские войска.

Г.М.Штерна Сталин принял отдельно. Штерн был ему к тому времени известен и как победитель японцев на оз. Хасан и как главный военный советник СССР в Испании. И Штерн и Жуков за Халхин-Гол одинаково были удостоены (следую штампу) звания Героя Советского Союза.

Воспоминаний Штерна о приеме у Сталина нет…

Жуковский доклад был докладом полководца. Этим докладом комкор Жуков представился Сталину. И Сталин принял доклад и не забыл его.

Со своей стороны, и Жуков был потрясен Сталиным: его негромким голосом, конкретностью, осведомленностью в военных вопросах (а вот этой фразы Жуков не писал. См. "Воспоминания и размышления", М., 10-е изд., 1993 г., стр. 287), вниманием, с которым Сталин слушал. Но больше всего молвой о нем.

Еще бы! Страшный человек, сардар. А тут - солдат, на глазах которого Большой Сардар перерезал командармов, чьими подвигами солдат восхищался. Еще и засадить могли солдата, и его судьба висела на волоске, и "телеги" катить заставили на бывшего начальника, на одного из легендарных. Как не оробеть…

Но все обошлось как нельзя лучше.

– Теперь у вас боевой опыт, - сказал Сталин.
– Принимайте Киевский округ и свой опыт используйте в подготовке войск.

Киевский округ. Киевский особый. Якировский округ.

И вручил его Сталин Жукову, а не Штерну, командовавшему всем специально созданным для операции Забайкальским фронтом.

А Штерна вернули к его обязанностям начальника штаба Дальневосточного фронта.

Пока еще ничего, да? Ничего, что покончили с собой Гамарник и Горячев, ничего, что застрелены Якир, Тухачевский, Уборевич, легендарный рейдер Примаков и учитель героев Вайнер. Найден Жуков, разбил японцев и назначен командующим КОВО. Грамотный Штерн не сгинул, он на Дальнем Востоке…

Страшная быль Сталинграда все еще впереди.

Лето 1940 года мы с Г.К.Жуковым провели в Киеве: он на Банковой, в штабе Киевского особого военного округа, я в десятке кварталов от него, в нашей крохотной коммуналке на углу Львовской и Обсерваторной, "на западном стратегическом направлении". Июнь был солнечный и тревожный. Шло присоединение братских прибалтийских республик, шло тихо-мирно, а вот с Румынией вдруг сделались осложнения из-за Бессарабии и Буковины. Вечерами стали объявлять учебные тревоги. В домах зажигали синий свет, редкие тогда машины скользили с погашенными фарами, выли сирены. Этого я не переносил. Синий свет доводил меня до истерического состояния. (Уже взрослым я узнал о магических свойствах синего света, он не меня одного доводил.) Я болел коклюшем и кашлял до рвоты. Мама, возвратясь с работы, брала меня и увозила на Труханов остров - дышать чистым днепровским воздухом, так рекомендовал д-р Векслер (ему, как и большинству киевских евреев, жить оставалось до оставления Красной Армией Киева, чуть больше года.) Коклюш помог мне разминуться с большей частью учебных тревог. А в начале июля все успокоилось, и мы выехали на дачу в Пущу-Водицу.

Впрочем, и Георгий Константинович в городе не засиделся. В июне, во время этих учебных воздушных тревог, он объезжал воссоединенные территории западной Украины (теперь это название уже смело можно писать с маленькой буквы.) В районе Тернополя, Львова, Владимира-Волынского, Дубно была проведена крупная командно-штабная полевая поездка со средствами связи, что в переводе со специфического военного языка на разговорный русский означает: штабные маневры.

"Учение показало, что во главе армий, соединений и их штабов стоят способные молодые офицеры и генералы. Правда, они нуждались в серьезной оперативно-тактической подготовке, так как лишь недавно получили повышение с менее значительных должностей." (Выделено мной.
– П.М.).