– Ну и зря, - недовольно произнес Рогожкин.
– Я тебе такой команды не давал. Думал, ты и так поймешь - только отследить до норки.

– Да понял я, не первый год замужем. Но мышки не любят, когда у них за спиной шуршат, - принялся объяснять Ямщиков.
– Хотел убедиться, что это точно она. Может быть, даже подружиться.

– Подружился...
– недовольно пробурчал капитан.
– Что вот она сейчас делает?

– Лыжи вострит, конечно. Надо дорогого Шефа предупредить о провале и получить инструкции.

– А, может, она их заранее получила на все случаи жизни?
– продолжал проявлять недовольство Рогожкин.
– Они и этот вариант должны были просчитать.

– Ставка была на взрыв и мощный пожар.
– Ямщиков потер подбородок в задумчивости.
– А в такой провальной ситуации только сматываться остается. Так что наиболее вероятная инструкция - дай бог ноги.

– Слушай, а она точно в этом саду?
– забеспокоился Рогожкин.

Я от нее, конечно, изрядно отстал, но то, что сюда в калитку въехала, и за километр ясно видел.

– Так-то оно так, - кисло произнес капитан, но мысль свою не закончил.
– Что-то наши долго не едут. Эх, сиганет эта спортсменка через забор да усвистает на лыжах!

Из калитки сада вышел рослый дед в грязно-белом армейском полушубке с фанерной лопатой в руках. Неспеша принялся отгребать и откидывать снег от створок ворот. Хотя откидывать было, в сущности, нечего. Снегопад давно не наблюдался, так только, ветром немного намело. Дед, помахав лопатой, оперся на неё и стал издалека разглядывать машину. Действительно интересно - встал "уазик" и стоит уже битый час.

Подкатила оперативная "волга". Из неё выкарабкался майор Чертинков, следом - двое парней из его отдела. Все в милицейской форме. А последним вылез Саня Ерошин. Дедок у ворот вначале, видать, просто оторопел, а потом задергался. Хотел, вроде, за калиткой скрыться, но потом решил остаться на месте.

Когда к нему подошли, он был спокоен и полон достоинства. Впрочем, достойный вид ему придавала не только борода лопатой во всю грудь, но и полковничья папаха с кокардой. Из-под папахи на плечи спадали великолепные каштановые кудри, чуть тронутые сединой. В подшитые валенки были заправлены офицерские бриджи с красными генеральскими лампасами, только не положенного Уставом красного цвета, а почему-то желтые. И лицо деда было довольно моложаво.

Он посмотрел удостоверение Чертинкова и пригласил всю компанию к себе в сторожку. Сторожка оказалась солидных размеров избой, судя по выгоревшей нумерации на серых бревнах, перевезенной из какой-то захиревшей деревни. Внутри изба поражала изысканным интерьером: иконы в красном углу, расшитые рушники, резная мебель, всякие деревянные и берестяные поделки. И ещё там оказалось множество картин, только не на стенах, а возле стен. Полотна на подрамниках были расставлены, словно на выставке.

Оказалось, сторож Семенов действительно готовится к выставке. И вообще ему всего сорок один год, а по призванию и образованию он художник. В избе находилась молодая женщина - жена Семенова и тоже художница. У Ямщикова голова пошла кругом: куда ни плюнь - сплошные художники. После нескольких малозначащих вопросов Рогожкин задал главный:

– Тут к вам в сад недавно девушка на лыжах прибежала. Не подскажете, в каком она доме обитает?

– Это Лина, что ли?
– ошарашил ответом сторож-художник.
– Подскажу. Даже проводить могу. Участок из самых дальних, идти надо зигзагами, сами не найдете.

Вместе с Семеновым пошли Рогожкин, Ямщиков и Ерошин.

Чертинков поставил одного из своих орлов у ворот, а с другим отправился "прогуляться по садику". Ямщиков тут же привязался с вопросами к сторожу.

– А что это вид у вас, Иван Сергеич, такой колоритный: папаха, борода, как у ветерана, и лампас казачий?

Семенов довольно ухмыльнулся:

– А для понту! Им тут был нужен сторож почтенный, семейный, желательно из отставных вояк. А меня как раз три года назад квартирный вопрос доконал. А тут, елы-палы, хату дают, чтоб сторожил безвылазно, и сто двадцать гульденов в месяц - по рваному с участка. Я это дело надыбал, батину ксиву в карман - он у меня полковник в отставке, - бороду растрепал, гриму на фейс бросил, Люську платком повязал по-бабьи и велел в пол глядеть. Короче, вкатываюсь к преду этой Канатчиковой дачи: здравия желаю, елы-палы, на деревню едет молодой полкан. Так он мне в портки и вцепился, и все лапти облобызал. А лампасы золотые я для полной хохмы пришпандорил.

– Дорогу для нас чистил, что ли?

– Вот еще! Себе. В город картины повезу. У меня "запор".

– Хм, да...
– смутился Ямщиков и подумал, что среди художников встречаются весьма странные типы.

– Да "запорожец", елы-палы! А ты подумал, я шиз? А?

Семенов захохотал.

– Ничего подобного. Запоры ещё и на дверях бывают.

– Эт-точно. А ещё у тех, кто жрет что попало! А, елы-палы?

Живописец веселился от души.

– У этой Лины здесь сад?
– переключился на другую тему оперуполномоченный.