Узкий проход между стеклянной стеной салона, оккупировавшего фойе, и бывшей раздевалкой, где сейчас был магазинчик косметики, вел к лифтам и лестнице. Тепло одетая бабуля, огороженная барьерчиком, сурово бдила за входящими-выходящими. Чисто прокурор в суде, с неприязнью подумал о ней Ямщиков и на сварливое "Вы куда?" ткнул пальцем вперед и вверх. Идущий следом Рогожкин буркнул:

– В отдел кадров.

Он тоже не питал любви к подобным стражам казенных дверей и не понимал их назначения. Какие такие стратегические интересы оберегают эти бабушки и от кого? Ему ни разу не пришлось услышать, чтоб такая бдительная старушенция задержала шпиона, диверсанта или хотя бы шапочного вора. Зато в сводках было полно историй о том, как под носом у этих подслеповатых, но голосистых теток, выносили компьютеры, ксероксы и даже сейфы с деньгами. А вот если ей при входе показать удостоверение, через пять минут вся контора будет знать - милиционеры пришли, чего-то ищут.

В "кадрах" пухленькая инспекторша, ещё более пухлая от надетой на неё мохеровой кофты, усердно переписывала данные двухсторонних карточек в двенадцатистраничные книжки такого же формата. Конечно, она с радостью представила их начальнице отдела, которая, в свою очередь, попыталась изобразить приятную улыбку. Но у неё не получилось. Наверное, она слишком много нагрешила в кадровых делах и сейчас занервничала при мысли, что пришли за ней. Узнав, что работникам уголовного розыска требуется личное дело инженера-проектировщика Медведкиной, слегка успокоилась. Но, видимо, чтобы снять нервное напряжение, разразилась речью, которую оперативники со вниманием выслушали.

– Вечно из-за Медведкиной неприятности. То прогулы, то штрафы. Тридцать восемь лет женщине, а она на мотоцикле гоняет. Ну где это видано? Три раза замужем была. Это только официально. А сколько раз так: здрасьте до свиданья. Детей нет, мужа нет. Разве это нормально? Шестнадцать лет работает и все на одной должности, на одном окладе. И, представьте, довольна! И одевается лучше всех. Нет, работник она хороший, исполнительный. И, если надо, в выходные поработает. Но уж потом за каждый выходной по три отгула вырвет. Вот и сейчас, пожалуйста - неделя отгулов и вторая без содержания за свой счет. И начальник отдела ей потакает. Не хочет связываться со скандалисткой.

Она протерла очки платочком, водрузила тайваньскую оправу на крупный нос, горестно замолчала, обидчиво надув губки. И, словно про себя, тихо повторила:

– И одевается лучше всех...

Рогожкин, листавший скоросшиватель с документами, захлопнул картонные корочки, протянул Ямщикову.

– Василий Петрович, ксерокс, наверное, в приемной директора имеется. Пойди, пересними, что может понадобиться.

– Постойте, постойте!
– встрепенулась начальница.
– Так, товарищи, нельзя.

– Людмила Андреевна, - приветливо улыбнулся Рогожкин, - ведь мы стремимся к построению правового государства?

– Д-да, - неуверенно отозвалась та.
– А что опять натворила эта сумасшедшая авантюристка? Ее будут судить?

– Что вы!
– Ямщиков уже стоял в дверях.
– Эвелину Тимофеевну областное управление представляет к правительственной награде.

Сказано это было со всей сердечностью и искренностью, какие только нашлись в этом ехидном человеке. Он прикрыл за собой дверь, оставив онемевших от неожиданного известия Рогожкина и начальницу отдела кадров. Первым пришел в себя капитан.

– М-да, знаете ли, к награде, - неуверенно подтвердил он.
– За проявленное мужество и геройство при выполнении, так сказать, гражданского долга. Я пока не могу в подробностях. Пусть это будет сюрпризом для неё и коллектива. Сохраните пока это в тайне, Людмила Андреевна, очень вас прошу.

– Конечно, конечно, - забормотала начальница, совершенно убитая такой новостью.
– Кто бы мог подумать! Она вообще очень скрытная, вы представить себе не можете. Здрасьте, я замуж вышла, здрасьте - развелась. Надо же... Конечно, смелая... Прямо до отчаянья. И на байдарках сплавляется, по горам лазает, на мотоцикле гоняет. Жизнь вот только не сложилась. Не везет ей на мужчин. Хотя сейчас, вроде, получается что-то. Говорит, в последний раз замуж выходит. Он скульптор. В возрасте, конечно, но и она не девочка, если разобраться. Хотя вы бы ей больше тридцати не дали на вид. Поразительно сохранилась.

– Да что вы, скульптор?
– заинтересовался Рогожкин.

– Да, и говорит, довольно известный. Постоянно за границей бывает, привозит ей такие потрясающие вещи! Вы обратили внимание, как она одевается? Ах, да, она же сейчас в отгулах. Он и её несколько раз возил за рубеж. Сейчас вот опять оформил визы в Швейцарию. Или в Швецию? Я их постоянно путаю.

"Странно, - подумал Рогожкин, - она оформляет визы, а нам ОВИР ничего такого не сообщил. Надо бы ещё разок проверить." Вслух же сказал:

– А вы слышали, как она играет на гитаре и поет?

– Поет?
– удивилась Людмила Андреевна.

– А что, вы считаете, у неё нет слуха?
– по-другому сформулировал вопрос Рогожкин.

– Н-не знаю...
– она покачала головой.
– Насчет слуха не знаю. А вот голос, знаете ли... Впрочем, - она улыбнулась, - почему бы женщине и не петь голосом Владимира Высоцкого?

И снова принялась превозносить необыкновенные достоинства Эвелины Медведковой, которую все зовут просто Линой. Людмила Андреевна так разошлась, что не заметила отсутствия фотографии в личном деле, которое вернул Ямщиков.