Мордовцев Даниил Лукич
Шрифт:
– Ах, кабы и впрямь твоя внучка нарожала столько пареньков, сколько шерсти на шубе!
– шутя шепнул боярыне-бабушке князь-кесарь, сидевший с нею рядом.
– Полно тебе, старый греховодник!
– накинулась на него старуха.
– Это дело Божеское.
– И государево, матушка, - подмигнул Ромодановский.
– Поди ты с государем-ту твоим!
– огрызнулась бабушка.
– От него-то кроючись и свадьбу торопим без женихова родителя.
Между тем, пока продолжалось укручивание невесты, сидячие боярыни и девицы пели свадебные песни:
А кто у нас холост,
А кто у нас не женат?
Дружка в это время резал на мелкие куски перепечу и сыр, клал все это на большое серебряное блюдо вместе с ширинками - подарками для гостей, а поддружье разносил это по гостям. Сваха-же "осыпала" свадебных бояр и всех участников торжества, бросая им все, что было на "осыпале", - хмель, куски разных материй и деньги.
Наконец невесту "укрутили", надели на голову кику.
– Уж и молодайка же у нас!
– любовалась юным детским личиком, выглядывавшим из-под кики, старшая сваха.
– В куклы играть, и то в пору, - шепнула Марьюшка.
Молодые встали с сиденья и пошли к родителям под благословение.
– Благослови Бог!
У молодых обменяли кольца, а отец Ксении, передавая жениху плеть, сказал:
– По этой плетке, дочушка, ты знала мою власть над тобой; теперь этой плетью будет учить тебя муж.
– Не нуждаюсь я, батюшка, в плетке, - горячо возразил жених, - а беру ее, как подарок твой.
И он засунул плеть за пояс.
Затем процессия двинулась из дому.
– Птичка улетает из гнездышка, - шепнул Ромодановский бабушке.
– Она мне роднее родной дочери!
– И старушка заплакала.
Коровайники и свещники уже вышли, а за ними по устланному яркими материями полу двинулись жених и невеста. Невесту, все еще закрытую, вели под руки обе свахи. У крыльца уже стояли невестина "каптана" [30] и тут же оседланные кони для жениха и поезжан.
На седле женихова аргамака важно восседал Юша.
– Уступи мне место, Юшенька, - улыбнулся Аркадий.
30
Каптана - колымага, карета, зимний крытый возок.
– Не уступлю, я за сестрой поеду, - храбрился Юша.
– Уступи, миленький! Вот тебе золото на пряники.
Юша взял золото, и его ссадили с седла.
Жених ловко вскочил на аргамака и, сопровождаемый своими поезжанами, обогнал невестину каптану. В то время, когда он поравнялся с окном каптаны, оттуда выглянуло прелестное личико, и без кики…
– До венца личиком засветила! Ах, сором какой! Ох, срамотушка!
– А ежели люди увидали! Пропали наши головушки!
Но люди не увидали. Видел только Аркадий, как "светило" для него его солнышко…
– Свадьба! Свадьба!
– кричали уличные мальчишки, завидев каптану невесты.
– Вот под дугою висят лисьи да волчьи хвосты.
Волчьи да лисьи хвосты под дугою действительно были обрядовые признаки старорусской свадьбы.
Но вот и жених и невеста уже в церкви, а ясельничий и его помощники остались на дворе стеречь женихова коня и невестину каптану, "чтобы лихие люди не перешли между ними дороги". А то разом напустят на новобрачных "порчу".
Как долго, казалось Аркадию, тянулось венчание! Он почти ничего не видел и не слышал: он ждал только, когда с лица Ксении снимут покрывало.
Но вот его сняли!.. Аркадию показалось, что в церковь глянуло весеннее солнце. Мало того, он целует это солнце, но робко.
– Раба Божия Ксения, - говорит священник, - кланяйся мужу в ноги.
Она покорно кланяется, и Аркадий с нежностью покрывает ее голову полою своего богатого кафтана, знак, что он всю жизнь будет защищать дорогое ему существо.
Тогда священник подал им деревянную чашу с вином.
– Передавайте друг дружке трикраты чашу, - говорил священник.
Когда новобрачные отпили, князь-кесарь Ромодановский, быстро подойдя к молодой, на ухо шепнул ей:
– Ксеньюшка! Живей кидай чашу об пол и топчи ее ножками.
Это было поверье, что, когда кто из новобрачных первым станет на брошенную на пол чашу ногою, тот и будет главою в доме.
Ксения бросила чашу и вся зарделась, но на чашу не становилась ногою.
– Топчи, топчи, Ксеньюшка!
– не отставал князь-кесарь.
Аркадий смотрел на свое сокровище и тоже не топтал чаши.
– Топчи, Ксеньюшка, - подсказала и сваха.
Тогда Ксения с улыбкой поставила ножку на чашу, но раздавить ее не хватало силенки.