Запомним этот важный факт: ведущие заводы Петрограда находились в руках генерала Маниковского. Ему был передан в подчинение самый крупный и самый, кстати, революционный завод столицы. В.В. Кожинов в своем интересном исследовании пишет: ""Хлебный бунт" в Петрограде, к которому вскоре присоединились солдаты "запасных полков", находившихся в столице, был специально организован и использован главарями переворота. Не менее важно и другое. На фронте постоянно испытывали нехватку снарядов. Однако, к 1917 году на складах находилось 30 миллионов (!) снарядов, примерно столько же, сколько было всего истрачено за 1914-1916 годы (между прочим, без этого запаса артиллерия в гражданскую войну 1918-1920 годов - когда заводы почти не работали - вынуждена была бы бездействовать). Если учесть, что начальник Главного артиллерийского управления в 1915-феврале 1917 гг. А.А. Маниковский был масоном и близким сподвижником Керенского, ситуация становится ясной"{455}.

Генерал Маниковский в глазах заговорщиков из "Прогрессивного блока" был призван играть крупную роль. Милюков писал, что были предложения "объявить Думу Учредительным собранием и передать власть диктатору (генералу Маниковскому)".{456}

Генерал Маниковский был в хороших отношениях с руководителями военно-промышленных комитетов, в которых главную роль играли люди Гучкова. Владел Маниковский и ситуацией на заводах, в рабочих коллективах. О том, что он знал о настроениях среди рабочих, говорит то обстоятельство, что Маниковский докладывал о них Государю. Николай II писал жене 5 ноября 1916 года: "Вчера я принял славного Маниковского, начальника артилл. управления. Он рассказал мне много относительно рабочих, об ужасной пропаганде среди них и огромных денежных суммах, раздаваемых для забастовок - и что, с другой стороны, этому не оказывается никакого сопротивления, полиция ничего не делает, никому дела нет до того, что может случиться! Министры, как всегда, очень слабы - вот и результат"{457}.

В данном случае Николай II, хорошо разбиравшийся в людях, был введен в заблуждение "славным" Маниковским. Дело в том, что, будучи одним из посвященных в планы государственного переворота, Маниковский прекрасно знал, кем распространяются листовки и призывы к забастовкам. Рассказывая, якобы с тревогой, об этом Царю, Маниковский отводил подозрение царя от истинных заговорщиков и переводил его на беспомощность министров.

Таким образом, генерал Маниковский мог сыграть не последнюю роль в координации действий заговорщиков и руководителей рабочих выступлений.

Не менее интересной представляется роль в заговоре против Императора генерала М.Д. Бонч-Бруевича. Сам генерал в своих воспоминаниях свою осведомленность о заговоре не отрицал, хотя от прямого участия открещивался: "Легковерные люди, - писал он про себя и своих соратников, имен которых не называет, - мы полагали, что достаточно заменить последнего царя кем-либо из его многочисленных родственников, хотя бы тем же великим князем Михаилом Александровичем, командовавшим с началом войны Кавказской туземной дивизией, и династия обретет былую силу. Мысль о том, что, пожертвовав царем, можно спасти династию, вызвала к жизни немало заговорщических кружков и групп, помышлявших о дворцовом перевороте. По многим намекам и высказываниям я мог догадаться, что к заговору против последнего царя, или по крайней мере к людям, сочувствующим заговору, принадлежат даже такие видные генералы, как Алексеев, Брусилов и Рузский. В связи с этими заговорами называли и генерала Крымова, командовавшего конным корпусом. Поговаривали, что к заговорщикам примыкают члены Государственной Думы. О заговоре, наконец, были осведомлены Палеолог и Джордж Бьюкенен"{458}.

Однако, генерал Бонч-Бруевич лукавит, когда пишет, что о заговоре "лишь догадывался". Бонч-Бруевич был весьма близок к антицарским силам. Причем, в отличии от Алексеева или Поливанова, Бонч-Бруевич был близок не только с Гучковым. Один из видных руководителей русской контрразведки приходился родным братом видному большевику В.Д. Бонч-Бруевичу, с которым, как он сам писал, был всегда близок. Через своего брата генерал Бонч-Бруевич имел неплохие контакты с большевистским руководством. Причем, трудно сказать, кто играл в этих контактах большую роль: генерал или его брат большевик. Сам генерал Бонч-Бруевич писал: "Я не был от них (т.е. от большевиков - П.М.) так далек, как это могло казаться. Мой младший брат, Владимир Дмитриевич, примкнул к Ленину и ушел в революционное большевистское подполье еще в конце прошлого века. С братом, несмотря на разницу в мировоззрении и политических убеждениях, мы всегда дружили и, конечно, он много сделал, чтобы направить меня на новый и трудный путь"{459}.

Если генерал Бонч-Бруевич участвовал в заговоре генералитета против Николая II, то он мог вполне опираться на помощь своего брата Владимира, который во время февральских событий был в Петрограде. В воспоминаниях последнего мы встречаем любопытный эпизод, который может служить косвенным подтверждением подобного сотрудничества двух братьев. В.Д. Бонч-Бруевич пишет: "25 февраля 1917 года ко мне явилась группа кубанских казаков, служивших в то время в Петрограде и стоявших со своим полком где-то за Невской заставой, пришедших на мою квартиру в полном вооружении, только без карабинов. Это были представители секты "Новый Израиль". Расспросив меня относительно моего мнения о событиях в Петрограде, заявили мне, что они клянутся употребить все усилия в своих сотнях, как лично, так и через своих товарищей, чтобы ни в коем случае в рабочих не стрелять и при первой возможности перейти на их сторону. Так как из них я знал только одного, а пришло их одиннадцать человек, и так как они поняли, что я им не очень-то доверяю, то они, в знак доказательства своей принадлежности к секте новоизраильтян, вдруг встали и все отдали мне земной поклон по особому израильскому сектантскому способу, - поклон рыбкой, - которым, по преданию, кланялись друг другу первые христиане, в знак покаяния и всепрощения. Я, конечно, знал эти "тайны" хорошо исследованной мной секты. "Истинно говорю тебе, - сказали они, целуя меня, это требовалось по обычаю: после поклона совершалось "целование любви", - как другу нашего вождя Василия Семеновича (Лубкова), и скажи об этом всем своим товарищам - стрелять не будем, а перейдем на сторону народа""{460}.

В этом отрывке много интересных деталей, которые дают представление о том, насколько приобрели влияние в армии разные тайные организации и течения, но нас интересует следующий вопрос: кто направил казаков именно к большевику Бонч-Бруевичу? Ведь, вопреки советской официальной историографии, большевистская партия никакой заметной роли в февральских событиях не сыграла, сам В. Бонч-Бруевич называл роль большевиков в феврале "малозначительной", у всех на слуху были имена Родзянко и Гучкова, а имена большевистских лидеров были практически не известны. Почему же казаки-сектанты идут, несмотря на весь риск, не к Гучкову или Керенскому, а к малоизвестному Бонч-Бруевичу? Здесь необходимо отметить, что В. Бонч-Бруевич, по необъясняемым им причинам, бьш исследователем и большим знатоком русского сектантства, им написано несколько книг по этому вопросу. Необходимо отметить также, что его брат, генерал Бонч-Бр; вич, как контрразведчик не мог не интересоваться и не знать о русском сектантстве, тем более, что оно приобрело определенное влияние в армии и было, по своей сути, антиправительственным. Не исключено, что В. Бонч-Бруевич собирал свои сведения о русских сектах по заданию своего брата и при его содействии. Не исключено, что и казаки пришли к Бонч-Бруевичу с ведома и согласия брата-генерала.

Отправляясь на лечение в Крым, Алексеев оставил вместо себя генерала В.И. Гурко. Дочь Алексеева в своей книге пишет: "За несколько дней до отъезда отца Государь спросил, с кем отец считает возможным временно заменить его. Отец назвал генерала Василия Иосифовича Гурко. Почему? Во-первых, потому, что знал его, как человека безусловно преданного Государю, а затем - и вполне подходящего для этой должности"{461}. Как генерал, Гурко, был "безусловно предан Государю", мы сможем хорошо убедиться ниже. Генерал Гурко подвергся такой же обработке со стороны Гучкова, как и Алексеев. Кроме того, он хорошо знал Гучкова по англо-бурской войне, в которой Гучков принимал участие в качестве добровольца на стороне буров, а Гурко был русским военным агентом в Оранжевой республике. "Старшие военачальники - и в первую очередь, ближайший сотрудник Государя - генерал Алексеев - были на стороне оппозиции, и Родзянко мог на них вполне положиться: под их генерал-адъютантскими мундирами скрывались думские ливреи", - писал Керсновский{462}.