Шрифт:
Даша подумала.
– Давай старую кровать.
В это время из переулка вырвался самосвал. С пронзительным визгом машина затормозила перед внезапно появившейся кроватью так, что снежная пыль заклубилась под колесами. Шофер высунул из кабины побледневшее лицо и озадаченно завертел головой.
– Что за черт?
– пробормотал он, еле ворочая языком от испуга. Ведь только что на улице ничего не было.
Тут он увидел стоявших на обочине детей.
– Чего хихикаете? Зачем поставили?
– взорвался шофер.
– А ну, мигом уберите!
И едва Синицын и Поспелова оттащили кровать в сторону, он дал полный газ. Если бы он оглянулся, то удивился бы еще больше: кровать исчезла.
– Значит, вот как ты делаешь чудеса, - протянула Даша, когда вдали затих шум мотора.
– Хлоп в ладоши - и пожалуйста! Десять тонн как с неба падает. Вот так механизация...
– Не так уж и хлоп, - насупился Макар.
– Мы по частям набрали, я все ладоши отхлестал, два дня болели. А Лысюра на одну ногу шкандыбал - ему утюг на ботинок шмякнулся. Производственная травма!
Даша залилась смехом, а потом посерьезнела.
– Ладоши, нога! А ребята пока наберут какую-то сотню килограммов, так у них все заболит - и руки, и ноги, и спины...
– Не так уж и заболит. Я сам когда-то собирал металлолом.
Он гулко ударил себя в грудь кулаком:
– Я тоже в детстве лиха хлебнул! И на прополку сахарной свеклы, и на сбор помидоров неоднократно хаживал.
– Знаем, как вы хаживаете, - буркнула Даша.
– Девчонки работают, а вы по кустам хоронитесь...
Она снова загорячилась.
– Все равно, ведь это получается не по-пионерски: одни собирают на совесть, трудятся, а другие в это время спокойненько похлопывают в ладоши - и у них в десять раз больше. Да еще их же и хвалят. По-пионерски это, скажи?
– Нет, - вздохнул Синицын.
– Не по-пионерски. А разве я виноват, что мне привалила такая удача? Зачем же я пойду собирать металлолом, как все, когда я могу набрать, сколько захочу, за одну секунду?
– Ну да, - подхватила Даша ехидно, - зачем мне и уроки учить, если я и так все знаю...
– Конечно, - тупо кивнул Синицын.
– Так из тебя тунеядец получится!
– ужаснулась Поспелова.
– Чего это из меня тунеядец получится?
– оторопел Макар.
– А как же, - убежденно сказала Даша и начала загибать пальцы. Учиться ты не хочешь, работать тебе не надо, все получаешь готовенькое. Кто же ты такой на самом деле? Да ты уже стал тунеядцем!
И она, победоносно задрав нос, пошла домой, но вдруг вернулась.
– Слушай, - зашептала она, отчаянно покраснев, - раз ты волшебник, то я хочу попросить...
– Ну, что ты хочешь, что?
– торопил Макар.
Он обрадовался несказанно. Для Даши он сделает все на свете, что она только пожелает. А она вдруг выпалила:
– Сделай меня красивой!
– Как... красивой?
– он оторопел.
– Ну да, красивой, самой красивой на свете, - пробормотала она. Красивее этой... Аллы Пугачевой!
– Какой Пугачевой?
– хмыкнул Макар.
– Которая в девятом "А" на конкурсе "А ну-ка, девушки!" главный приз получила?
– Что с тебя... Ну, в общем, чтобы я была красивее всех! нетерпеливо топнула Даша. Макар нахмурился.
– А зачем это тебе?
– спросил он подозрительно.
– Чтобы стать киноартисткой! Неужели не понимаешь?
– глаза Даши ярко блестели. Но Синицын заложил руки в карманы и твердо отчеканил:
– Нет, нет и нет.
– Это почему же?
– побледнела Даша.
– Чтобы тебя другие целовали?
– ляпнул Макар. Теперь Даша снова начала краснеть, но уже какими-то пятнами.
– Ты что говоришь, Синицын?
– высокомерно посмотрела она на Макара прищуренными глазами.
– Кто это меня вообще целовал?
Синицын вспыхнул.
– Да я так просто...
– замямлил он.
– Я ничего. На экране всегда целуются... с главным киноартистом. Прости, пожалуйста!
– Ладно, - успокоилась Даша.
– Ни с кем я не собираюсь целоваться, даже на экране. Прощаю... если ты сделаешь меня самой красивой.
И тут у Синицына вырвалось:
– Зачем? Ты ведь и так самая красивая!
Даша смотрела на него во все глаза.
– Что? Что ты сказал?
Но Синицына уже никакими силами нельзя было заставить повторить то же самое. Он потупился и ковырял снег ботинком.