– Ты знаешь, что нас с тобой роднит? – спросил после непродолжительной паузы Андрей.

– Роднит? – с искренним удивлением посмотрел на него Гефар. – Ну-ну?..

– У каждого из нас есть возможность самоустраниться от того, что происходит сейчас в Кедлмаре, – медленно, стараясь максимально точно выразить свою мысль словами, произнес Андрей. – Но оба мы, по тем или иным причинам, отказываемся это сделать.

– Боюсь только, лейтенант, что причины у нас с тобой совершенно разные, – покачал головой Гефар.

Тем временем шедший впереди группы солдат Шагадди догнал Каффу. Хозяин Дороги Мертвых даже ни разу не обернулся, чтобы посмотреть на тех, кто шел за ним следом.

– Эй! – окликнул его Шагадди.

Не останавливаясь и не сбавляя скорости, Каффа повернул голову и посмотрел на солдата сверху вниз.

– Слушай, зачем ты напустил сюда этот розовый дым? – презрительно скривил губы Шагадди. – Ведь можно, наверное, придумать и что-нибудь более соответствующее настроению тех, кто сюда попадает.

– Если бы это только от меня зависело, – безнадежно махнул рукой Каффа. – Я даже в мелочах не имею права полагаться на собственный вкус, а должен следовать указаниям легенд.

– Я что-то не помню, чтобы в легендах говорилось о розовом тумане на Дороге Мертвых, – с сомнением наморщил лоб Шагадди.

– В общеизвестном варианте легенды о Яхоне говорится буквально следующее. Цитирую: «Дорогу Мертвых покрывает туман, непроглядный для взора, и лишь только Каффа способен отыскать в нем верный путь». Но в одном из вариантов этой легенды, опубликованном в сборнике «Легенды и предания Древнего Кедлмара», изданном более ста лет назад профессором сабатского университета Нарти Каззинклем, говорится, что туман на Дороге Мертвых похож на густой самтаровый пух. А всем прекрасно известно, что пух самтары, в свое время широко использовавшийся в качестве наполнителя для подушек и перин, имеет розовый цвет.

– Слушай, да эту книгу, кроме тебя да двух десятков библиотечных червей, наверное, больше никто и не читал! – Педантичность, подобная той, что проявлял Каффа, по мнению Шагадди, находилась в опасной близости от маниакального состояния, заставляющего человека раз за разом пересчитывать число ступенек на лестнице, по которой он поднимался ежедневно. – А подушки с самтаровым пухом по нынешним временам для большинства такая же непозволительная роскошь, как и сеймонский гиз.

– И тем не менее я должен следовать традициям, – с сожалением развел руками Каффа. – Это одно из основополагающих правил моей профессии.

– По-моему, ты не прав, – покачал головой Шагадди. – Возможно, что когда-то люди представляли себе потусторонний мир как пустоту, наполненную розовым самтаровым пухом, но с тех пор многое изменилось. У меня, к примеру, подобная атмосфера не вызывает ни удивления, ни восторга, ни уж тем более душевного трепета. В любой работе нужно не просто тупо следовать традициям, но и следить за новыми веяниями.

– Ты это серьезно? – внимательно посмотрел на сержанта Каффа.

– Конечно, – уверенно кивнул тот. – Я бы посоветовал тебе непременно сменить обстановку.

– Пожалуй, я подумаю над этим, – кивнул Каффа, не спеша соглашаться с советами малознакомого собеседника. Неожиданно он остановился и, обернувшись к тем, кто шел следом за ним, радостно возвестил: – Мы пришли!

Все, кроме Гефара, удивленно посмотрели по сторонам. Вокруг клубился все тот же розовый туман, как и на том месте, где они встретились с Каффой. Ничего похожего на выход в пределах досягаемости зрения не было.

– И куда же мы пришли? – осторожно спросил у Каффы Андрей.

– Куда вы и просили! – гостеприимным жестом Каффа раскинул свои огромные руки в стороны. – Вокруг нас Гиблый бор! Вернее, то, что когда-то было Гиблым бором. Вы его не видите, но можете поверить мне на слово!

– Мы верим тебе, – не очень-то уверенно заверил Каффу Андрей. – Но как нам туда попасть?

– Три шага в том направлении, и вы покинете Дорогу Мертвых, – сообщил Каффа, пальцем указав, где находится выход.

– И все? – с сомнением спросил Андрей.

– Конечно! – улыбнулся Каффа. – Я только хотел бы сделать вам одно предложение.

Быстрым движением Каффа выхватил из ножен, висевших у него на поясе, меч. Широкая полоса стали, блеснувшая даже в тусклой атмосфере плывущего по сторонам розового марева, взлетела над головой гиганта.

Стоявший ближе всех к Каффе Шагадди проворно отпрыгнул назад, когда острие упавшего вниз меча едва не коснулось его груди.

– Трехслойная каннаанская сталь ручной ковки. Сейчас такую уже не делают, – сообщил Каффа голосом коммивояжера, расхваливающего залежавшийся товар. При этом его речь была обращена главным образом к замершему в полнейшем недоумении Шагадди. – Лезвие меча можно согнуть в кольцо, – Каффа тут же продемонстрировал, как это делается, – и при этом оно способно с одного удара перерубить металлический прут в два пальца толщиной. Рукоятка из тукового дерева, инкрустированная серебром, легкая и не скользит, даже когда ладонь влажная. Клинку двести пятьдесят лет, а посмотри, как он сверкает! – Острие меча вновь скользнуло в опасной близости от тела сержанта.