– Ну и ну!.. Дошел мальчик до точки...

А "мальчик" продолжал развивать такую простую и понятную мысль, кажущуюся Медоварову невероятной в устах советского человека.

"В вашей стране у нас много друзей, - говорил Багрецов.
– Есть имена, известные всему миру. А кроме того, мы не настолько ограниченны, чтобы ставить хорошего, честного американца ниже своего плохонького".

"Вы есть коммунист?" - спросил Мейсон.

"Пока комсомолец. Чувствую себя не совсем подготовленным".

"История партия не учил?"

"Нет, не то. С характером надо было что-то делать".

Мистер Мейсон попробовал уяснить себе, что означают эти слова Багрецова, но для Вадима все это было абсолютно естественным и закономерным и он ничего не мог прибавить.

"Можно еще один маленький вопрос?" - сказал Мейсон, и голос его прозвучал хотя робко, но с явно выраженным любопытством.

Сущность вопроса сводилась к тому, что если многие помехи в нашей стройке Багрецов объясняет "дальними родственниками капитализма", то нет ли и других людей, которых никак нельзя назвать этими родственниками, но они тоже мешают. Ведь есть же просто лентяи. А кто еще?

"А кто еще?
– По некоторой паузе можно было судить, что Багрецов подбирал ответ.
– Набатников говорит, что люди равнодушные и благодушные. Из-за них в служебные кабинеты нередко пробираются такие начальники, которым работа эта совсем не подходит. Например, я знаю бывшего директора галантерейной фабрики, а сейчас он вроде заместителя директора научного института. Я молод, мне трудно судить, но старшие говорят, что он мелкий человек и не очень умный". Мейсон спросил:

"Он есть инженер? Коммерсант?"

"Образование инженерное. Но всегда был администратором".

Мейсон все допытывался, какой же талант у этого человека, чем он заслужил право руководить? Ведь он вроде вице-президента фирмы. Возможно, при ее организации он внес большой капитал? Багрецов ответил, что у нас этого не бывает, и "фирма", то есть институт, никакого капитала от "вице-президента" не получала.

Это страшно удивило Мейсона. Такой человек в его фирме не заработал бы ни одного доллара.

"Я буду нанимать инженера, смотреть, что умеет, если не умеет, буду выгонять".

Багрецов поспешно сказал:

"На то у вас и волчий закон капитализма. А мы выгонять не будем".

"Тогда переводить его в цех на станок".

"Не умеет".

"Зачем тогда платить деньги?"

"Мне трудно разговаривать с вами, мистер Мейсон, - с заметной нервозностью ответил Багрецов.
– Я привел довольно редкий случай... И потом, сейчас все будет по-другому. Кстати, вы хотели проверить клапан анализатора? Тут изменилось напряжение..."

Толь Толич подошел к магнитофону и повернул ручку громкости, чтобы сделать тише.

– Дальше обыкновенный технический разговор. До конца я его не успел прослушать. Но и этого достаточно... Теперь, мне кажется, всем понятно, что дело требует особого разбирательства.

– И для этого надо задержать испытания?
– иронически спросил Поярков.

Выключив магнитофон, Толь Толич надел свою академическую шапочку и, обведя глазами присутствующих, сказал многозначительно:

– Вам решать, товарищи. Но я считал своим долгом сигнализировать.

Послышался телефонный звонок. Набатников взял трубку.

– Москва? Кинокорреспондент? Когда прилетать? Пока мы никого не приглашали... "Космическая броня"? Не знаю... Товарища Медоварова? Пожалуйста.

Медоваров побелел от гнева и отвел протянутую ему трубку.

– Не беспокойтесь, Афанасий Гаврилович, я с ним поговорю из телефонной будки. Вот нахал!

И когда за Толь Толичем закрылась дверь, лицо Набатникова осветилось широкой мягкой улыбкой.

– А магнитофон тебе здорово помог, Борис. Теперь тебе легче расстаться со своим помощником.

– Не мудрено, что Багрецов не сумел ответить на последний вопрос, сокрушенно добавил Поярков.
– Действительно, сколько мы денег переплатили таким бездарностям вроде Медоварова. А попробуй предложи ему поработать руками, если головой не может. Такой крик поднимется... Забота о человеке, то, другое, третье...

Набатников прошелся по комнате и внушительно подчеркнул:

– Именно забота о человеке. В технике есть выражение: "Защита от дурака". Это значит, что аппарат должен быть так хорошо и умно сконструирован, чтобы даже дурак не смог его испортить. Вот и в жизни надо бы такого добиться: так организовать аппарат научного учреждения или предприятия, чтобы дураки его не портили. И, заботясь о человеке, надо защищать его от дурака.