– А радость познания?
– все с той же иронической усмешкой допрашивал Поярков.
– Открытие неведомых миров? Разве ты не хочешь первым побывать на Марсе?

– Только для познания или славы? Не хочу! Вот если бы я был ученым и помог раскрыть загадку Земли. Или был геологом или ботаником... Если бы я знал, что, возвратившись с Марса, мог бы открыть на Земле новые богатства, вывести для тундры полезные растения, тогда бы полетел...

– Ты какой-то особенный, - удивился Поярков.
– Даже Аскольдик и тот мечтает о Марсе.

– Ну и пусть мечтает. А я о нем самом думаю. И тоже мечтаю, как бы таких ребят переделать. Он песчинка, пылинка в мироздании, но мне он дороже, чем все галактики Вселенной. Именно здесь я особенно это почувствовал...

– Вот об этом и напиши в бортовом журнале.

Вадим замахал на него руками.

– Да что вы, Серафим Михайлович! Это же серьезный документ.

– Боишься, что опубликуют?

На мгновение Вадим задумался. В голову прокралась трусливая мыслишка: а ведь это может быть, если мы не вернемся живыми и дневник случайно уцелеет.

– Кому мои рассуждения интересны?
– стараясь освободиться от этой мысли, улыбнулся Багрецов.
– Да и многим ребятам будет обидно. Человека в космос послали, а он вроде как на Земле остался.

Поярков ласково посмотрел на него:

– И я там остался, Димка. Будем отвечать вместе. Да знаешь ли ты, насколько интереснее было выдумывать и строить этот "Унион", чем сейчас лететь в нем. Там, внизу, борьба, жизнь, поиски... То ли у меня такой склад характера, то ли еще почему, но я никогда бы не мог стать пожарным, хотя понимаю, что это почетная и мужественная профессия... Я не могу быть сторожем или дежурным...

– Но мы здесь наблюдатели, - напомнил Вадим.

– И это не для меня. Действия мало. Вспомнишь, что за тебя работают и даже думают автоматы, и как-то обидно делается.

"Унион" летел по вытянутой орбите, и сейчас приближался к Земле. Вот тут Багрецов услышал нечто для себя радостное.

– Вторая "Чайка"!
– воскликнул Поярков, только что принявший условный сигнал с Земли.
– Следи!

Это было как нельзя кстати, потому что Вадим не заметил, как вылетала первая. Задолго до старта его познакомили с оригинальной системой, которая позволяла отсылать на Землю те или иные экспериментальные материалы и подопытных животных. В специальных отсеках находились планеры. По сигналу с Земли срабатывала катапульта, и планер летел на зов радиомаяка.

Для простоты планеры именовались "чайками". Вот одна из таких "чаек" и должна промелькнуть на экране, за которым нетерпеливо наблюдал Багрецов.

Ослепительно яркая, будто раскаленная добела промчалась птица по экрану. За ней тянулся огненный хвост, как у "катюши". Работу этого гвардейского миномета видел Багрецов в старой военной кинохронике. Но здесь совсем другое. С минимальным запасом горючего "Чайка" должна покинуть орбиту "Униона" и, постепенно снижаясь, войти в плотные слои атмосферы, где она сможет планировать.

Автоматические телевизионные устройства следили за полетом "Чайки". Струя пламени исчезла, и планер уже летел по инерции. Вадим вздохнул. Вот если бы так можно было выбросить Лайку... Интересно, а что сейчас отправили на Землю? Возможно, камеру, где произошла атомная реакция, как это было в уловителях Набатникова? Или отправили обезьян, на которых испытывалось действие космических лучей? Вполне вероятно, что там, внизу, решили не подвергать их дальнейшему риску. Картина и так ясна.

Что несет с собой "Чайка"? Вадим мог только предполагать, но толком ничего не знал.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВОСЬМАЯ

Опять спустимся на землю. Тут еще остались нерешенные

вопросы. Кто должен открыть колхозную электростанцию,

работающую на "звездном топливе"? И наконец, необходимо

разрешить вопрос, который волнует мистера Мейсона.

Мейсон из деликатности не подходил близко к планеру, но все же ему не терпелось проверить свою догадку, и он, показав прутиком в небо, спросил у Набатникова:

– "Унион"?

– Прямым сообщением... В назначенный срок, - ответил тот, озабоченно приподнимая крышку.

– Зачем?
– все более настойчиво расспрашивал Мейсон.

Набатников стоял к нему спиной, глядя на приборы, которые присоединял инженер к контактам внутри планера.

– Зачем? Зачем?..
– рассеянно повторил Афанасий Гаврилович.
– Чтобы всюду было светло... А потом, как говорит мой друг Серафим, чтобы у женщин были красивые руки... Нет, нет, не сюда, - поправляет он инженера.
– Теперь определим мощность.