Это патетическое обращение со стороны иностранца, который оставлял за мной столь серьезное решение, глубоко взволновало меня. Я понимал его беспокойство. Он переживал кризис, который мои товарищи пережили в первые дни после катастрофы. Сама форма его послания выражала тревогу, отчаяние и в то же время желание и необходимость действовать. В ответ я убеждал его отказаться от всякой попытки отправиться в путь пешком и сообщал, что в ближайшее время на льдину приземлится самолет.

Тревогу шведского летчика, желающего как можно скорее выбраться со льдины, подтверждали и остальные. Бегоунек пишет в своей книге [112], что Лундборг сразу же после своей неудачной посадки предложил ему и Вильери уйти всем вместе, за исключением Чечони, оставив его одного с запасом провизии и оружием в ожидании помощи. Конечно, и Бегоунек, и Вильери наотрез отказались. Однако Лундборг вернулся к своему предложению несколько дней спустя, когда дрейф приблизил льдину к Большому острову и мысу Ли-Смит. В этот раз, правда, он предлагал взять с собой и Чечони, которого должны были везти на поставленных на лыжи двух надувных лодках, сброшенных Маддаленой и Пенцо. "Я согласился с этим новым предложением, - говорит Бегоунек, - но Вильери отверг его".

Вечером 2 июля с "Читта ди Милано" пришло сообщение о том, что из Швеции прибыл шведский самолет "Мот" и капитан Торнберг хочет узнать, в каком состоянии посадочная площадка. Сообщалось также, что Торнберг собирается основать новую воздушную базу у мыса Ли-Смит, чтобы перевезти туда "Мот", как только будет закончен монтаж самолета и совершен пробный полет. Но через два дня разразилась сильная буря с обильным снегопадом. Лундборг рассказывает:

"Во время моего четырехчасового дежурства у палатки стояла отвратительная погода. Я дрожал от холода и бегал взад-вперед, похлопывая себя руками, чтобы согреться. Это был один из самых ужасных дней, которые я провел на льдине. Я все время спрашивал себя, чем же это кончится. Избавимся ли мы когда-нибудь от этих невыносимых страданий? Есть ли выход из мрачной перспективы потерять тут здоровье или погибнуть?"

К полудню немного посветлело, и шесть человек на льдине с великим удивлением обнаружили, что находятся к мысу Ли-Смит и Большому острову так близко, как никогда.

Буря бушевала весь день 4 июля. Мыс Ли-Смит и остров Большой становились все ближе. К вечеру можно было отчетливо рассмотреть ледники и берег Северо-Восточной Земли. Близость твердой земли вернула Лундборгу хорошее расположение духа. Он провел тщательные наблюдения, чтобы определить, в каком направлении движутся льды. С наступлением ночи твердая земля стала еще ближе.

"Во время моего дежурства в ночь на 5 июля, между 22 и 2 часами ночи, я обдумывал, как лучше привести в порядок нашу посадочную площадку, чтобы "Мот" мог приземлиться. Температура была несколько градусов ниже нуля, и я решил заровнять большие ямы, образовавшиеся на поле, кусками льда, которые затем следовало утрамбовать снегом: через час снег бы замерз. Но ям на поле было очень много, и понадобилось бы немало часов, чтобы подготовить приличную посадочную полосу. Я пришел к выводу, что приниматься за эту работу имеет смысл только в том случае, если нам точно скажут, что "Мот" прилетит.

В тот день мы неоднократно принимались обсуждать, не отправиться ли нам к твердой земле при благоприятных метеорологических условиях. Вильери категорически отказался, а профессор Бегоунек, который до сих пор являлся главным защитником моего предложения, был в нерешительности. В конце концов я заявил, что, если завтра не прилетит самолет, отправлюсь в путь один. Вильери пообещал, что мне дадут с собой мою часть продовольствия, а также оружие и снаряжение. Прежде чем отправиться в путь, я хотел послать телеграмму капитану Торнбергу с просьбой оставить на Большом острове запас продовольствия и палатку.

На следующий день, 5 июля, в 5 часов утра мы находились очень близко от мыса Ли-Смит и Большого острова. Я полагал, что расстояние до них не превышало шести английских миль. Ветер все еще был очень сильный, однако Северо-Восточная Земля и Большой остров задерживали дрейф льдов, и поэтому они двигались к берегам очень медленно.

В 11 часов капитан Торнберг сообщил, что пролив Хинлопена в густом тумане и поэтому самолеты не могут вылететь. Эта новость повергла меня в глубокое уныние, тем более что итальянские самолеты также вернулись ни с чем. Наши душевные силы иссякли. Однообразие пищи, пустынность пейзажа, усталость и отчаяние - все это привело к тому, что обсуждение, которое до этого шло в дружеском тоне, теперь переросло в настоящую серьезную ссору. Я высказал мнение, что мы должны сделать хоть что-то для своего спасения. Мы не можем сидеть сложа руки и глядеть, как другие рискуют жизнью, чтобы помочь нам. Бегоунек заявил, что Вильери как руководитель лагеря должен был организовать переход на твердую землю, в не ограничиваться словами: все, кто хочет, могут идти.

Вильери в свою очередь расценил заявление Бегоунека как нарушение всяких правил военной дисциплины. А Бегоунек ответил, что здесь не место обсуждать военные правила и параграфы, потому что шесть человек, заброшенные так далеко на север, отчаянно борются за жизнь.

То, что я написал в своем дневнике в связи с этой тягостной ситуацией, очень точно характеризует настроение, царившее среди нас: "Все мы, особенно Бегоунек и Вильери, обменивались колючими словами. Бьяджи, которого била лихорадка, лежал в палатке и, словно утопающий, хватающийся за соломинку, все повторял Трояни по-английски мои слова о состоянии посадочной площадки: "Very good, very bad, very good, very bad..." как бы подчеркивая, что я и сам точно не знаю, можно ли совершить там посадку или нет. Ссоры и разногласия - это самое ужасное, что могло произойти между нами.

Диспут продолжался в том же духе, но мне показалось, что я положил ему конец, отправившись спать в палатку [113]. Однако, засыпая, понял, что спор стал еще более ожесточенным, чем раньше".

3.12. Поиски группы Мариано

Двадцать второго июня, в тот самый день, когда Сора и Ван-Донген отправились в пеший поход, капитано ди корветто Бальдиццоне выгрузил с "Браганцы", ставшей на якорь у мыса Северный, сани и десять собак, которыми управлял погонщик Тандберг. На берег сошли также проводник Нойс, Альбертини и Маттеода. Поклажа, которую погрузили на сани, весила 350 килограммов. По инструкции, которую Бальдиццони дал Альбертини, в задачу группы входил "систематический и тщательный поиск группы Мариано вдоль северного побережья Северо-Восточной Земли до мыса Ли-Смит".