Когда мать поставила полную, еще не тронутую банку клубничного варенья, Гриша оживился, пододвинул ближе к столу табуретку.

– Кушай, Вася, варенье. Почему не кушаешь? Сладкое, как мед.

– Я не хочу...

– Ну, мама, почему он не ест?

Всматриваясь в осунувшееся лицо сына, мать то и дело тихо говорила:

– Ешь, сынок, ешь, - и думала: "Что случилось с Васей? Полмесяца назад торжественно проводили в город, в школу ФЗО. И вот неожиданно вернулся..."

– Чего же ты молчишь, рассказывай...
– не в силах больше сдерживать волнение, спросила, наконец, мать.

Вася помрачнел, отставил чашку с грибами. Прячась от пытливого, полного опасения взгляда матери, он опустил голову.

– Плохо, что ли, там?

– Неплохо, - ответил сын глухо, - приехал и все.

– Как же ты приехал?

Мать положила на плечи сына сильные руки. Он почувствовал, как дрожат ее горячие ладони.

– Что случилось?
– тихо, но требовательно спросила она.

– Ну чего пристала? Приехал и все...
– Вася дернул плечами, отстранил ладони матери.
– Только и знаешь: зачем да почему? Не приставай.
– Сжав зубы, он отвернулся.

Плечи матери опустились, глаза повлажнели. Знала характер сына: если сам не расскажет, слова не вытянешь. Вздохнув, она ушла в горницу. За ней выскочил и Гриша.

"И что это я? Сам виноват, а на мать кричу... Эх, жизнь, жизнь..." Сжав ладонями шею, Вася метнулся к двери. Остановился, принялся оглядывать комнату. Пол устлан другими дорожками. Догадался: "Без меня заменили". Появились новые цветы. Любит их мать. Аккуратно обернутые пергаментом горшочки стоят на подоконниках и подставках. Вася подошел к этажерке с книгами. Отец каждый вечер, прежде чем выбрать нужную книгу, как-то необыкновенно ласково оглядывал этажерку. В два месяца раз, что-то напевая, он перебирал их, тщательно смахивая щеточкой пыль. Васю часто корил:

– Какой из тебя человек будет, если книг не читаешь. Вот здесь, указывал он на этажерку, - на любой вопрос ответ найдешь. У меня, старика, и то вопросы есть. Неужто у тебя нет?

Вопросы, конечно, были. Но если бы все ответы напечатали в одной книге, тогда бы Вася ее как-нибудь прочитал. А то книг-то целая библиотека, попробуй-ка...

Вася прислушался.

– Брат приехал, а ты сторонишься... Иди, покажи ему свои отметки... шептала мать, наставляя братишку.

Вася заглянул в горницу. Мать рассматривала шерстяной носок. Вот она выпрямилась и глубоко вздохнула. Васю поразило лицо матери. Оно было неузнаваемо печальным и таким усталым, будто она не опала несколько ночей подряд. Он впервые отчетливо увидел морщины под ее добрыми глазами.

– Мама, - сказал Вася и, опустив голову, торопливо подошел к матери.
– Мама... понимаешь, - он доверительно посмотрел ей в глаза.
– Не знаю, как получилось... Я все понимаю... Только не ругай...

Глаза матери засияли, и опять лицо стало прежним: родным, светлым.

– Зачем же ругать?
– она провела ладонью по щеке сына.
– Ты же у меня хороший...

Раньше, когда мать ласкала его, он нетерпеливо морщился, крутил головой, норовил убежать. Охваченный незнакомой до сих пор тоской, сейчас Вася послушно прижался лицом к плечу матери. Сколько он пережил за эти дни! Он вдруг понял, что до отъезда в город был глупым беззаботным мальчишкой. Жил ни о чем не думая. Вспомнил отчетливо: наигравшись в снежки, промокший насквозь, он влетал в комнату бойкий, веселый, раскидывая куда попало пальто, ушанку, валенки. Он еще не успевал отдышаться, а мать, хлопоча возле него, поила молоком, отправляла на лежанку. Тепло было там!

– Я ушел из ФЗО... Не по мне там...
– проговорил Вася.

– Да как же это так, сынок?!
– с горечью воскликнула мать.

Хотелось много сказать матери, чтобы она все поняла, чтобы не было упрека в ее глазах. Ему больно и стыдно не только за то, что он не остался в училище, но и за все прошлые годы. Он никогда не слушался матери, отца, учителей. Считал, что мать для того и существует, чтобы мешать ему во всем... Но ничего не сказал, какое-то внутреннее упрямство сковало язык.

Мать притянула сына к себе.

– Ну ладно, ну хорошо, сынок: дорога в жизнь тебе не заказана. Устраивайся в колхозе. Работы - непочатый край, а людей, сам знаешь, маловато. Молодежь все в город норовит...

– Ну уж спасибо, - Вася упрямо замотал головой.
– Здесь не останусь стыдно... Провожали - обещал то да се, выучиться - и вдруг... здравствуйте, заявился с пустыми руками. Не останусь!

– А как же? Куда еще?

– Не знаю пока.

Мать собралась уходить.

– Я за отцом. Задерживаться стал. Электрический молот установили, отец, как маленький игрушке, не нарадуется. Впору бы и ночевать в кузнице.

В сенях раздались ребячьи голоса, шарканье подошв о скребок. Кто еще? Вася недовольно поморщился. Теперь начнутся расспросы, хоть носа не высовывай.

Гриша, приоткрыв дверь, хозяйственно командовал:

– Калоши в угол под лавку. Сапоги чище вытирайте, чище.

Первым вошел Сеня, младший брат Пани Рогачева. Гриша успел что-то шепнуть ему. Вытянув шею, Сеня быстро оглядел комнату.