– Это, знаешь, неспроста, - сказал он, не сводя с нее глаз.
– Это обязательно что-нибудь означает...

– Не пойму, что говоришь, - ответила она в смятении.

(Что-то отвечать надо же.)

– ...что мы опять встретились. Судьба, значит! Ты как думаешь?

– Мало ли с кем встречаешься, - сказала она, - ничего тут такого нет.

(Так полагалось себя держать, когда вяжется чужой парень. На всякий разговор - свои законы.)

– Да ты меня не узнаешь, верно!
– сказал он.
– Помнишь - летом поезд шел, а ты косила. Ну-ка, вспомни!
– И сорвал с головы буденовку. Русая волна заискрилась на солнце золотыми искорками - близко, хоть руку протяни и тронь. Красуясь, парень тряхнул головой. "Привычный заманивать", - подумала Дорофея, и лютая ревность затемнила ей весь белый свет.

Подошел красноармеец, велел налить ему молока в фляжку. Чумазый не отходил, стоял рядом и все говорил про судьбу. Дорофея сказала законные слова:

– Нам это ухажерство известно. Ты мне торговать мешаешь, понял? Допивай и отдавай бутылку.

Он послушно допил, вытер рот рукой, размазав копоть по щеке, и сказал задумчиво:

– Так поедем, красивая, со мной?

– Конечно, вот сейчас!
– отозвалась она. Взглянула на паровоз, попыхивающий розовым дымом, и подумала: "А если поехать?"

– Ну, что тебе тут!
– сказал он.
– Коров доить, молоком торговать... Муж есть?

Он спросил серьезно, как о деле.

И, вдруг забыв все законы, она ответила беспомощно:

– Нету...

– Тогда в чем дело? А?

Да, вот мне так страшно, что вся окоченела сразу, будто я голая на морозе, а он ведь шутки шутит: пустопорожний разговор - пошутим и разойдемся. Он уедет, а мне вспоминать...

– Ты, должно быть, пьяный напился, - сказала она.

– Эх, - сказал он, - живем один раз, сегодня я есть, завтра меня нет... Устрою по-буржуйски, в служебном вагоне.

Впереди, в голове поезда, крикнули: "Ленька!" Из тендера высунулся другой чумазый, заорал: "Куприянов!" "Его зовут", - почувствовала Дорофея.

"Уж больше не встречу", - подумала она.

Ей представилось, как она в чужих санях едет домой по длинной белой дороге, где каждая сосенка знакома наизусть, рядом едут соседки и говорят о красной юбке, а позади пустая станция, поезд ушел...

– Ну, так как же? Последний раз спрашиваю.

– Интересно: зачем это я поеду с тобой?

– Как зачем? Счастья искать.

– Ты мне, что ли, пособишь найти счастье?

– А что, пособлю. Не надеешься на меня? Напрасно.

– Куприянов!!
– кричат опять.

– Видишь, - сказал парень, - без меня и поезд не пойдет, а ты не надеешься.
– Он твердо взял ее за руку.
– Поехали!

Паровоз сильно зашипел.

– Ну!
– сказал парень и повел Дорофею.

И она пошла, прижимая к себе корзину, смеясь и не веря, что поедет с ним. Опомнилась в вагоне. Поезд шел, стучали колеса, за морозным окном мелькали и мелькали, одна как другая, сосны, ни одного человека рядом не было.

Ничего она не сделала особенного: доедет до ближней станции, сойдет и вернется домой.

И конец рисковой шутке.

Что она - вправду сбежала бог знает с кем?

Вот еще.

Сойдет и пересядет во встречный поезд, а то и пешком дойдет. Харчи есть: молоко, хлеб. Денег есть сколько-то...

Не скисло бы молоко: жарко в вагоне.

Куприянов закинул корзинку на верхнюю полку; Дорофея переставила вниз, под лавку: внизу прохладнее.

Она сняла рукавицы и спустила с плеч душную шаль. Кожух снимать не стоило: как будет остановка, она сойдет.

Она сидела на лавке, крепко сложив под грудью руки, глаза из-под низко повязанного пухового платка горели тревожно и озорно. Веселый холод бился в груди.

Потому что она знала, что это выдумки - насчет ближней станции; притворство, больше ничего. На черта ей ближняя станция. Поехала Дорофейка с Ленькой Куприяновым счастья искать. Ту-тууу!
– легко и неспокойно кричит впереди паровоз. Надежда в его крике и устремление...

Соображай, Дорофея: это тебе не то что мечтать, на травке лежа. Там, на лугу, - видение было, как во сне: привиделось видение, махнуло рукой... А Ленька Куприянов - совсем другое, живой и страшный парень; пахнет железом и сманивает девок. Настороженная, вся, как еж, собравшись в комок, сидела Дорофея на лавке, ехала неизвестно куда... Ну, Ленька! Как же у нас будет дальше? Велел надеяться... Вот - понадеялась. Да не на тебя: на себя понадеялась. Чего там: глупей других, что ль, Дорофея? В случае чего "будь здоров", и пошла за счастьем своей дорогой... Только держись, Дорофейка, чтоб не погибнуть нам с тобой по-глупому, как дуры гибнут.

Однако что ж так сидеть.

Дорофея вышла из тесной загородки, куда посадил ее Ленька, и огляделась.

С правой стороны узкого прохода была дверь, через которую она вошла в вагон, а с левой стороны - только сейчас она увидела - торчали наверху два страшенных заскорузлых сапога, перегораживая проход.

На крюках висела одежа - все рвань. Висел фонарь и в нем желтая свечка.

И грязища, мои матушки.

Дорофея пошла направо и вышла в тамбур. Открыла дверь на площадку грохот колес бросился ей навстречу вместе с ледяным ветром. На ледяном ветру стоял, докуривая закрутку, дядька в шинели, с пулеметной лентой через плечо. Не повертывая головы, невнимательно взглянул на Дорофею прижмуренным от махры и ветра, плачущим глазом... Она с усилием закрыла тяжелую дверь, которую ветер толкал на нее, и вернулась в вагон.