– Точно так. Отец мой тридцать лет казначеем!
– проговорила она с какою-то гордостью, обращаясь к Павлу, и затем, поведя как-то носом по воздуху, прибавила: - Какой вид тут у вас прекрасный - премиленький!

– Да, недурной, - отвечал полковник, несколько пораженный ее бойкостью.

М-me Фатеева между тем села с Павлом несколько в стороне на диване. Он был почти в лихорадке: пожатие прелестной ручки m-me Фатеевой пронзило как бы электрическими иглами все тело его.

– Что же, ваша история с Постеном кончилась?
– спросил он ее вполголоса.

– Давно, - отвечала она ему тоже тихо.

– Как же вы приехали к вашему мужу?

– Я сначала написала к нему... Я года полтора жила уже у матери и оттуда написала ему, что - если он желает, то я к нему приеду. Он отвечал мне, чтобы я приезжала, но только с тем, чтобы вперед ничего подобного не повторялось. В письмах, разумеется, я ничего не говорила против этого, но когда приехала к нему, то сказала, что с моей стороны, конечно, никогда и ничего не повторится, если только с его стороны не повторится.

– Что же, с его стороны и не повторялось?
– спросил Павел.

– С его стороны и не прекращалось никогда, - отвечала m-me Фатеева с грустною усмешкой.

– И пьет он также по-прежнему?

– Еще больше, кажется; но, по крайней мере, я рада тому, что он соберет к себе разных дряней приятелей, играет, пьет с ними на своей половине, и не адресуется уж ко мне ни с разговорами, ни с нежностями.

M-me Фатеева остановилась и вздохнула.

– Но ведь нельзя же так жить вечно?
– заметил ей Павел.

– Да, трудно, - произнесла m-me Фатеева.
– Но вы, однако, я надеюсь, заедете ко мне!
– прибавила она вдруг.

– Непременно!
– отвечал Павел.
– Но только как досадно: вакации мои кончаются, и мне надо будет ехать в Москву - когда же мне это сделать?

– Но вы должны же, однакож, это сделать?
– произнесла m-me Фатеева уже с укором.

– Конечно, сделаю! Вы позволите мне, совсем уже ехавши, заехать к вам?

– Хорошо, но скоро ли это будет: мне все-таки хочется поскорее вас видеть у себя!

– Через два - три дня.

– Хорошо!
– проговорила m-me Фатеева и так взглянула на Павла, что он даже сконфузился немного.

М-lle Прыхина, в это время, вздумавшая или, может быть, принявшая на себя обязанность занимать полковника, несла ему бог знает какую чушь.

– Были у нас в городе вольтижеры, - говорила она ему, - только у них маленький этот мальчик, который прыгает сквозь обручи и сквозь бочку, как-то в середину-то бочки не попал, а в край ее головой ударился, да так как-то пришлось, что прямо теменным швом: череп-то весь и раскололся, мозг-то и вывалился!..

– Господи помилуй!
– произнес полковник.

– Ужасно!
– подтвердила и m-lle Прыхина. У них в городе никаких вольтижеров не было и никто себе не раскраивал головы. Это все она выдумала, чтоб только заинтересовать полковника.

– А то знаете еще что, - продолжала она, расходившись, - у папаши работал плотник и какой ведь неосторожный народ!
– рубил да топором себе все четыре пальца и отрубил; так и валяются пальцы-то в песке! Я сама видела.

– Что такое?
– произнес полковник, начинавший уже недоумевать.

– А то у священника у нашего соборного, вы слышали, утонули два сына...

– Да, слышал; но ведь это - года три тому назад.

– Может быть, но вообразите себе: их вынули из воды и видят, что они, мертвые-то, целуются друг с другом.

– Как целуются?
– спросил с удивлением полковник:

– Ах, нет! Что я, тьфу!
– обнимаются, - поправилась m-lle Прыхина.

Полковник наконец понял, что все это она ему врала, но так как он терпеть не мог всякой лжи, то очень был рад, когда их позвали обедать и дали ему возможность отделаться от своей собеседницы. За обедом, впрочем, его вздумала также занять и m-me Фатеева, но только сделала это гораздо поумнее, чем m-lle Прыхина.

– Я как-то тут читала, - начала она своим тихим и скромным голосом, одну старинную историю Кавказа и там прочла, что жена какого-то грузинского царя, непокорная нам...

– Да, знаю-с, знаю!
– подхватил лукаво Михаил Поликарпович.

– Что когда наш полковник стал брать ее в плен, то она убила его.

Обе дамы, как мы видим, заговаривали с полковником все о страшном: они, вероятно, его самого считали немножко за тигра кровожадного.

– Вот-с, как это было, - начал Михаил Поликарпович, - не полковник, а майор подошел к ней, и только было наклонился, чтобы руку ей подать и отвести в карету, она выхватила из-под фартука кинжал да и пырнула им его.