– Отощал. Изголодался, - говорила жена, промакивая глаза углом полотенца.
– Такой девице нужен богатырь Лука. Неужели ты не видел, что она хищница? Упыриха.

Сын Аркадий жрал буженину, карбонат и кивал.

Девочка вскоре ушла. Продала перстенек и уехала к бабушке в Ярославль. Кажется, она и сейчас там живет. "Кто знает, может быть, у меня в Ярославле внук", - думал иногда Петров.

К сыну Петров ездил редко. Он его вроде боялся. Однажды он был у него на вечеринке по поводу Нового года. Аркадий без конца говорил - все говорили, но Аркадий неумолчно.

– Мещане - те, кто не слушает других.

– А немещане?

– Это у кого клопы.

– Гамлет, Мышкин - портреты людей. Дон-Кихот - портрет Человека. Выпьем за мою маму.

– Я же не могу переступить через себя. А через тебя могу.

– Смещение либидо в сторону творчества не универсально, оно доступно немногим.

– Великий Логос.

– Постригся и как будто умнее стал.

– Я тост произнесу.

– Логос...

– Заткнись морковкой. Я тост... Слушайте тост! Починяет мастер Вася канализацию в люке - специалист. Стоит в жиже по горло. Протягивает руку вверх, не глядя, и командует своему подмастерью джинсовому Пете: "Шведку!" Джинсовый Петя ему шведский ключ в руку. Вежливо. Мастер ныряет в жижу. Что-то там подкрутил - жижа стала булькать, уходить. Мастер снова протягивает руку вверх, как хирург, не глядя, и командует: "Разводник!" Джинсовый Петя ему разводной ключик. Вежливо. Мастер что-то отвинтил в жиже, и она вся ушла. Вылез мастер-специалист из люка, почистил щепочкой одежду. Стряхнул что-то со щек. И говорит Пете джинсовому: "Учись, говорит, - пока я жив, не то всю жизнь инструмент подавать будешь".

– Ужас, - сказала девушка, сидевшая рядом с Петровым.

Аркашка глянул на нее глазами конокрада. Кивнул.

– Так выпьем же за родство душ, поскольку мы не кони.

– Какая гадость; Как он доволен, - сказал девушка, сидевшая рядом с Петровым.
– По-моему, он дурак.

В Аркашкиных разговорах кипели амбиции. Талант Аркашкин был мелок. Петров это видел и потому грустил.

– Рвение к тостам - признак карьериста, - сказала девушка. И спросила: - Вы кто? Вы тут зачем?

– Я его отец, - сказал Петров.

Сын Аркадий с историческим напором объяснял гостям, что нация и народ - понятия жутко и совершенно разные. Нация - это элита, народ - все остальное.

– Важно сохранить нацию!
– кричал сын Аркадий.

– Значит, как я понял, ты - нация, а зрители в зале - народ, - сказал Петров.

– А ты пиши диссертацию. Может, прорвешься.
– Сын Аркадий осмотрел его с пренебрежением. И захохотал. И сказал сквозь веселые слезы и кашель: - Не в ентим дело, папашка. Здоровье дороже. Правда, мать?

Петров ушел незаметно. Девушка, которая сидела рядом, тоже ушла.

– Извините, - сказала она на улице.
– Я все думала: какие же у него родители? Я о вас плохо думала.

– Правильно. Мы не приучили Аркадия к одиночеству. А не научившись быть наедине со своими мыслями, не научившись оппонировать самому себе, человек так и не научится мыслить. От собственных мыслей, если они вдруг появляются, Аркадий, я думаю, испытывает зуд по всему телу, как, знаете ли, от насекомых.

– Не знаю, - сказала девушка сухо и исчезла в слякотной новогодней мгле.

В новогодних лужах плыли морские львы, их спины лоснились, играли радугами, как нефтяные пятна. Их голоса сливались с музыкой из счастливых окон.

Уже много лет Петров писал докторскую диссертацию на тему "Праздники, их возникновение и психологический феномен в структуре социально-экономической функциональной дифференциации".

Когда дети были маленькие, они думали, что их отец вскоре станет профессором. Когда подросли, перестали так думать. Сейчас они говорят с пожиманием плеч: "Не в ентим дело".

Петров не желал защищаться. Праздников оказалось неисчислимо больше, чем он полагал, начиная работу. Больше, чем все полагают. А психологический феномен праздника объяснить оказалось так же трудно, а может быть, и совсем невозможно, как и феномен счастья. Петров раскапывал новые материалы, все анализировал, и систематизировал, и классифицировал похоже, докторская перерастала в ненавязчивый труд всей его жизни.

На работе его ценили - он никогда не отказывался вести протоколы собраний и ученых советов, к тому же докторов в институте было много, а специалист по праздникам - один во всем мире. Шутники говорили ему: "Издайте вашу работу как календарь - сплошные красные дни - разбогатеете". И в этой шутке сквозь иронию сквозила зависть.

Прочие знакомые, узнав, какова тема его диссертации, говорили без тени смущения; "Делов-то: биеналии, сатурналии, масленица..." А сам феномен объясняли громогласно и безоговорочно ленью и древней тягой к обжорству. Иногда Петрову хотелось треснуть какого-нибудь умника по башке. Особенно одного, который сказал ему скромно: "Чтобы исследовать морскую воду, не обязательно вычерпывать все море".

Что ж, он был прав. Но он не понимал того, что море завораживает своей неисчерпаемостью.