Когда возмущена стихия.

Писатель, если только он

Есть нерв великого народа,

Не может быть не поражен,

Когда поражена свобода.

1865

* * *

Слышу я, моей соседки

Днем и ночью, за стеной,

Раздается смех веселый,

Плачет голос молодой

За моей стеной бездушной

Чью-то душу слышу я,

В струнных звуках чье-то сердце

Долетает до меня.

За стеной поющий голос

Дух незримый, но живой,

Потому что и без двери

Проникает в угол мой,

Потому что и без слова

Может мне в ночной тиши

На призыв звучать отзывом,

Быть душою для души.

1865

Ф. И. ТЮТЧЕВУ

Ночной костер зимой у перелеска,

Бог весть кем запален, пылает на бугре,

Вокруг него, полны таинственного блеска,

Деревья в хрусталях и белом серебре;

К нему в глухую ночь и запоздалый пеший

Подсядет, и с сумой приляжет нищий брат,

И богомолец, и, быть может, даже леший;

Но мимо пролетит кто счастием богат.

К его щеке горячими губами

Прильнула милая, - на что им твой костер!

Их поцелуй обвеян полуснами,

Их кони мчат, минуя косогор,

Кибитка их в сугробе не увязнет,

Дорога лоснится, полозьев след визжит,

За ними эхо по лесу летит,

То издали им жалобно звенит,

То звонким лепетом их колокольчик дразнит.

Так и к тебе, задумчивый поэт,

К огню, что ты сберег на склоне бурных лет,

Счастливец не придет. Огонь под сединами

Не греет юности, летящей с бубенцами

На тройке ухарской, в тот теплый уголок,

Где ждет ее к столу кутил живой кружок

Иль полог, затканный цветами.

Но я - я бедный пешеход,

Один шагаю я, никто меня не ждет...

Глухая ночь меня застигла,

Морозной мглы сверкающие игла

Открытое лицо мое язвят;

Где б ни горел огонь, иду к нему, и рад

Рад верить, что моя пустыня не безлюдна,

Когда по ней кой-где огни еще горят...

1865

ЛИТЕРАТУРНЫЙ ВРАГ

Господа! я нынче все бранить готов

Я не в духе - и не в духе потому,

Что один из самых злых моих врагов

Из-за фразы осужден идти в тюрьму...

Признаюсь вам, не из нежности пустой

Чуть не плачу я, - а просто потому,

Что подавлена проклятою тюрьмой

Вся вражда во мне, кипевшая к нему.

Он язвил меня и в прозе, и в стихах;

Но мы бились не за старые долги,

Не за барыню в фальшивых волосах,

Нет!
– мы были бескорыстные враги!

Вольной мысли то владыка, то слуга,

Я сбирался беспощадным быть врагом,

Поражая беспощадного врага;

Но - тюрьма его прикрыла, как щитом.

Перед этою защитой я - пигмей...

Или вы еще не знаете, что мы

Легче веруем под музыку цепей

Всякой мысли, выходящей из тюрьмы;

Иль не знаете, что даже злая ложь

Облекается в сияние добра,

Если ей грозит насилья острый нож,

А не сила неподкупного пера?!.

Я вчера еще перо мое точил,

Я вчера еще кипел и возражал;

А сегодня ум мой крылья опустил,

Потому что я боец, а не нахал.

Я краснел бы перед вами и собой,

Если б узника да вздумал уличать.

Поневоле он замолк передо мной

И я должен поневоле замолчать.

Он страдает, оттого что есть семья

Я страдаю, оттого что слышу смех.

Но что значит гордость личная моя,

Если истина страдает больше всех!

Нет борьбы - и ничего не разберешь

Мысли спутаны случайностью слепой,

Стала светом недосказанная ложь,

Недосказанная правда стала тьмой.

Что же делать? и кого теперь винить?

Господа! во имя правды и добра,

Не за счастье буду пить я - буду пить

За свободу мне враждебного пера!

<1866>

НАПРАСНО

Напрасно иногда взывал он к тени милой

И ждал - былое вновь придет и воскресит

Все то, что мертвым сном спит, взятое могилой,

Придет - и усыпит любви волшебной силой

Ту жажду счастья, что проснулась и - томит.