Пилипченке этот вопрос понятен. По настоянию секретаря райкома Ивановский не внесен в рекомендуемый общему собранию список членов парткома, вместо него введен Карыгин. Вот и старается Тулупов как-то принизить Ивановского, чтобы не взбрело кому в голову добавить его к списку.

— У меня лучше качество шин при таком выполнении, — спокойно ответил Дима Ивановский. — Делаю больше — шины получаются хуже.

— Значит, у тех, кто делает сто восемь процентов, шины хуже ваших?

В зале стоит напряженная тишина. Что ответит сборщик? Есть вещи, о которых неудобно говорить.

— Я этого не сказал. Я сказал — у меня. У каждого свой потолок.

Секретарю райкома не нравится этот скромный ответ. Он не настраивает аудиторию против сборщика, наоборот, располагает к нему.

— А вы можете по сто восемь делать?

— Были дни, когда делал сто двенадцать, — отвечает Ивановский, не понимая, куда клонит Тулупов.

— Для чего?

Ивановский не спешит с ответом, думает и в конце концов признается чистосердечно:

— Хотел показать, что и я могу.

— Значит, сознательно шли на ухудшение качества?

— Да.

По притихшему залу прокатывается нарастающий шумок.

За Ивановского вступается Брянцев:

— Такие дни у него единичные. Обычно он сознательно идет на потерю первенства, на потерю заработка, чтобы обеспечить высокое качество шин. Нет лучших шин на заводе, чем шины Ивановского.

«Какого черта ты лезешь?» — думает Тулупов, но спрашивает сдержанно:

— Это можно доказать?

— Хоть сейчас. Нужно принести срезы шин Ивановского и хотя бы Приданцева. Это небо и земля.

На помощь секретарю райкома приходит председатель собрания Прохоров. Он спрашивает, нет ли еще желающих выступить в прениях. Желающие есть, но уже поздно, и собрание решает перейти к заключительному слову.

Пилипченко отказывается от заключительного слова. Бушуев оглашает список людей, которых райком партии рекомендует в состав партийного комитета завода.

Хорошо подобраны люди — толковые, честные, знающие. Собравшиеся встречают каждую кандидатуру гулом, более громким, менее громким, но одобрительным. Даже на Карыгина среагировали хорошо, хотя и гораздо сдержаннее, чем на остальных.

— Какие будут предложения? — спрашивает Прохоров.

Поднимает руку Салахетдинов.

— Я предлагаю список в целом одобрить и не дополнять.

Вот этого Брянцев боялся больше всего. Если предложение пройдет, Карыгин безусловно будет избран в состав партийного комитета, а там… Что делать? Дать отвод он не может, нет фактов. Остается только один выход.

Брянцев встает и, волнуясь так, что у него слегка дрожит голос, произносит фразу, которая заставляет секретаря райкома приоткрыть от удивления рот.

— Я предлагаю добавить к списку Дмитрия Акимовича Ивановского.

Зал одобрительно гудит: действительно, такого хорошего парня забыли!

Пилипченко понял этот ход, заговорщицки посмотрел на Брянцева. Достаточно к списку добавить хотя бы одного человека, и Карыгин провалится. Он, безусловно, соберет меньше голосов, чем другие, и останется за чертой.

Секретаря райкома не покидает выдержка. Он сдержанно выступает против предложения Брянцева, однако создается впечатление, будто Тулупову не нравится Ивановский. Что-то уж очень вязался к нему, целый допрос учинил. Собравшиеся настраиваются против Тулупова, они целиком на стороне Брянцева — вступился за Диму, да еще в партком выдвинул. В самом деле: если не Ивановскому, честнейшему парню, быть в парткоме, так кому же?

Не понимая сложившейся ситуации, Прохоров торопится поставить на голосование два предложения. Но Тулупов не дает ему сделать это и убеждает Брянцева снять свое предложение.

А из зала кричат:

— Добавить Ивановского! Голосуйте!

И Диму Ивановского включают в список.

Со своего места Брянцев хорошо видит Карыгина, сидящего в первом ряду. Тот быстро пишет записку и передает Тулупову. У секретаря проясняется лицо, и он тотчас же вносит спасительное предложение: увеличить численный состав парткома на одного человека. Значит, будут избраны все, кто получит больше пятидесяти процентов «за».

Людям безразлично: одним больше, одним меньше, — больше — даже лучше. Они готовы принять предложение Тулупова, но опять поднимается Брянцев.

— Во имя чего это делать? Нам по Уставу положено двадцать три человека — и будьте добры, уложитесь.

— А что это вы взялись учить блюсти партийную дисциплину, — взрывается Тулупов, — если сами ее нарушаете?

Из зала тотчас раздаются голоса:

— Чем же он нарушил?

— А без окрика нельзя?

Карыгин побагровел, склонился на палку. Игра была проиграна.