– Нет, - возразил Алексей.
– Вам в город идти нельзя. Мы найдем другой способ связаться с Солдатенковым.

Когда Лещевский уже был у выхода из землянки, Алексей все же не удержался и, улыбнувшись, спросил:

– Ну, как прошла операция? Руки не дрожат?

Лещевский с трудом раздвинул в улыбке разбитые губы.

– Уже донесли? Ну да ладно, от вас все равно ничего не утаишь... Так вот, прошла успешно... И руки не дрожат!

Поговорить с Солдатенковым поручили Шерстневу.

Когда Тимофей сообщил, что врач обещал свое содействие, Алексей передал "полицаю" еще одно задание:

во что бы то ни стало добыть фотографию лежавшего в госпитале курсанта. Но, естественно, сделанную еще до несчастного случая, изуродовавшего его. Задача была чрезвычайно сложная. Шерстнев ничего не обещал, в госпитале скорее всего документов обгоревшего не было. Его фотография могла быть только в секретной картотеке гестапо или абвера. Впрочем...

...Связного из города ожидали с нетерпением. Он появился в лагере морозной зимней ночью и откуда-то изпод подкладки пальто достал аккуратно завернутую в бумагу фотографию, наспех сделанную копию.

Алексей, Геннадий и Валентин склонились над снимком. С него смотрел на них человек лет тридцати, светлоглазый, русоволосый, с довольно красивым, правильным лицом. На обороте был отмечен рост, указан возраст...

После разговора в землянке со Столяровым хирург замкнулся, стал избегать товарищей. Геннадий Колос как-то вечером заглянул к Лещевскому потолковать о медицине, но тот встретил его сдержанно, даже сухо и на все вопросы отвечал односложно, так что через четверть часа Колос выскочил от врача в полнейшем недоумении.

– Что с нашим лекарем творится, не пойму, - сказал Геннадий Алексею.

– О чем ты?

– Да какой-то он чудаковатый стал. Хмурится, глаза в сторону отводит. Устал, что ли...

Алексей задумался.

– А ведь, кажется, я промашку дал, - проговорил он наконец.
– Мы с тобой кое-что не учли, Геннадий.

– Что именно?

– Того, что Лещевский - человек тонкий, чрезвычайно восприимчивый и легкоранимый.

– Он обиделся на что-нибудь?

– Думаю, так. И, пожалуй, он по-своему прав.

– В чем же прав-то?

– Как ты думаешь?

– Ну, сдали нервы, переутомление...

– Может быть, но не только.

– Что ж тогда?

– А ты вспомни. Мы у него насчет Солдатенкова все узнали? Узнали. Зачем? Ясно, что нс для врачебной консультации. К тому же просили Адама Григорьевича послать этому врачу с нашим человеком письмецо. Нетрудно догадаться, что мы что-то затеваем... А ему - ни слова...

– Он решил, что мы ему не доверяем?

– Вот именно. Ты его пойми: ведь он работал у немцев, а в отряде недавно. Готовится какая-то операция, ее держат от него в тайне.

– А ведь, черт побери, ты, наверное, прав, - засмеялся Геннадий. Давай проверим.

Они пошли в землянку к Лещевскому. Тот хмуро сидел на койке, холодно ответил на приветствие.

Алексей поинтересовался, как врач себя чувстствует.

Адам Григорьевич пожал плечами.

– Что мне делается, старику?
– Исподлобья оглядывая своих собеседников, догадывался, что зашли они не за тем только, чтобы осведомиться о здоровье.

– Вот что, Адам Григорьевич, - сказал Алексей после неловкой паузы, мы решили поговорить с вами откровенно. Не возражаете?

– Только этого и жду, - буркнул тот.

– Прекрасно. Вы вроде бы чем-то недовольны, ходите расстроенный... Я не ошибся?

Лещевский пристально посмотрел на Столярова.

– Вы догадливы...

– Тогда выкладывайте, в чем дело.

Адам Григорьевич на мгновение замялся, а потом заговорил тихо, низко опустив голову:

– Не знаю, как вам сказать. Ну да ладно...

Хирург помолчал, поглядел куда-то вбок, потом заговорил снова:

– Все это время я взвешивал наши отношения... ну, дружбу, что ли... С того дня, как мы встретились с вами в госпитале... Перебирал день за днем. Думаю, может, я поступил как-то не так, где-то в чем-то промахнулся...

И ничего не нашел такого, что дало бы повод меня... ну, скажем, подозревать, отстранять...

Алексей ответил:

– И правильно! Вы и не могли найти такого повода!

Лещевский поднял голову.

– Тогда я не понимаю... К чему эти тайны?

– Какие тайны?

– Вы же знаете, о чем я говорю. Зачем вам врач, этот Солдатенков? Я что - уже ни на что не гожусь?

Лечить разучился?

Такой поворот дела не приходил в голову Алексею.

Разведчик подошел к Лещевскому и положил ему руку на плечо, но тот не обратил внимания на этот дружеский жест, продолжал с плохо скрываемым раздражением: