– Эт... почему? – Варотти красноречиво шевельнул волосатыми пальцами. – Удавить, и вся недолга! Или пристрелить, если воевать придется... Дескать, осечка вышла. Капитан, Гад Фрид этот не передумает? Мало ли что племянник хочет, а он раз – и в кусты!

– Не выйдет, – успокоил разволновавшегося теньента Луиджи. – Кесарь не для того войска набирал, чтобы взять и распустить.

– И правильно, – одобрил бывший не только политиком, но и большим стратегом Варотти. – Есть армия – будет и война.

Жермон Ариго поднес к глазам трубу, разглядывая серые безлесные холмы. Мэтр Капотта нагло врал, что они приходились дном какому-то древнему морю. Чушь! Жаль, обчитавшийся замшелых академиков и еще более замшелых поэтов матушкин любимец никогда не бывал в этой сушилке.

Гельбе на море походила, как ызарг на краба. Это местечко было прямо-таки создано для маневров и генеральных сражений, другое дело, что Западная армия такой роскоши по нынешним временам позволить себе не могла.

Ариго вздохнул по шестидесятитысячной армии, новым пушкам и прочему несбыточному счастью. Когда Эгмонт сдуру попытался выудить из лужи луну и утонул, кесарь затосковал. Понять его было можно: подросший племянничек усиленно махал крыльями и рвался в бой, а Гайифа спала и видела ослабить вернейших союзников при помощи злейших врагов.

Злейшие враги, однако, радовать Паону не хотели. Алисино засилье и сменившие его северные войны довели талигойскую казну до полного оскудения. Дриксен тоже была сыта дракой по горло. Проэмперадор Севера как-то довел до сведения Его Величества Готфрида, что принц Фридрих не прочь стать кесарем, а «павлины» его в этом желании поощряют. Кесарь скушал свою яичницу [27] , почесал затылок, объявил о воспоследовавшем из-за высоких налогов упадке ремесел и торговли, после чего распустил добрую треть армии. Первыми без своих полков остались приятели Фридриха и гайифского посла. Племянник пробовал спорить, ничего не добился и был выставлен в Гаунау.

Избавившийся от докучливого родича кесарь объявил о снижении налогов и таможенных пошлин, оставив на границе столько войск, сколько нужно для обороны, и ни ротой больше. Рудольф и Сильвестр удовлетворенно вздохнули и ответили тем же. Равновесие на границе сохранилось, но теперь оно обходилось обеим сторонам гораздо дешевле. Паону это весьма тревожило. Дивин попробовал нажать, Готфрид не поддался.

Союзнички принялись выяснять отношения, а Талиг – зализывать раны, и ведь почти зализал! «Почти», вот уж гадостное словечко. Такое же, как «бы». Я его почти победил, но... Я бы его победил, если бы...

Ариго медленно, борясь с подступившей на ровном месте обидой, убрал трубу в футляр. Ничего не изменилось – те же холмы и то же небо, разве что колокольня стала синеватой и нечеткой, как расплывшаяся подпись.

– Прошу меня простить, что я прерываю ваши размышления. – Барон Райнштайнер, привезший в Гельбе два регентских приказа, тайный и еще более тайный, с готовностью согласился объехать возможные позиции. – Мне кажется, что у нас возникнут трудности с дриксенскими лазутчиками.

– Увы, – подтвердил опасения бергера Ариго. – Давно хотел вас спросить, вам не кажется, что Гельбе напоминает Эпинэ?

– Если говорить о ландшафте, то да, – согласился Ойген, – но мы не должны допустить, чтобы события в Придде приняли столь же неприятный оборот.

– Для того чтобы этого не случилось, – Жермон подставил лицо холодному, но все равно замечательному солнцу, – достаточно не пускать сюда Манрика и Колиньяра.

– Герцог Ноймаринен не намерен вспоминать об этих господах до окончания войны, – совершенно серьезно заверил Райнштайнер, – но я имел в виду размер неприятностей, а не их причину.

– Давенпорт предлагает подбросить Бруно приказ об отступлении. – Если ты не согласен с другом, это не значит, что прав именно ты, и не дает тебе права скрывать чужое мнение. – Он предлагает втянуть «гусей» в перестрелку и выгнать к ним «обезумевшего» коня с мертвым курьером.

– Только что убитый серьезно отличается от убитого несколько часов назад, – задумчиво произнес барон, и Жермон едва его не обнял. – Кроме того, фальшивые курьеры и перебежчики – слишком старая хитрость. А как считаете вы?

– Мне кажется, не нужно недооценивать чужих лазутчиков. – Жермон лениво шевельнул поводьями, и гнедой двинулся дальше, от одного холма к другому такому же. – Бруно не из тех, кто подбирает все, что валяется на дороге, перехваченный приказ его насторожит.

– У нас говорят, – глаза барона были одного цвета с зимним небом, но, скажи ему кто-нибудь об этом, Ойген Райнштайнер не понял бы, о чем речь, – ты сказал. Я поверил. Ты повторил. Я усомнился. Ты сказал еще раз. Я понял, что ты лжешь. Я бы посоветовал отступать к Хербсте, соблюдая все необходимые меры предосторожности, но назначить в один из отрядов прикрытия наиболее глупого из имеющихся в армии офицеров. Остальное сделает чужой ум.