Будущий зять безнадежно зевнул и набросил на плечи первомаршальский плащ, благо тот был уже готов. Генерал Карваль, бесившийся от одного вида новых мундиров, щелкнул каблуками и шагнул в сторону. Ну разумеется! Первым выходит маршал, величественным шагом минует галереи, спускается по лестницам, садится на верного коня, немедленно встающего на дыбы. Батальное полотно, да и только! И без того нелучшее настроение при виде коронационных тряпок и угодливых рож злобно фыркнуло и наподдало задом.

Одна радость – кардинал из ордена Милосердия, о котором ничего плохого не скажешь. И все же Робер предпочел бы иметь дело с адептами Славы. Как-никак, святой Адриан приходился Эпинэ родственником.

– Монсеньор, какой прекрасный день. – Красавчик Айнсмеллер успел вырядиться в белое, с его-то привычками! Ублюдку надо в бордовое замотаться, чтоб кровищи видно не было. И маску кожаную напялить.

– День прекрасный, – произнес Эпинэ тоном, за который уважающий себя дворянин вызвал бы на дуэль, но Айнсмеллер лишь улыбнулся. Под темными усиками сверкнули безупречные зубы. Цивильный комендант Олларии был спокоен и удовлетворен, и Робер решил не спрашивать, как он провел утро.

– Барон Кракл предлагает устроить празднество для черни в Доре, – не отставал вешатель, – Его Величество нашел мысль превратить тюремные дворы в место гуляний весьма удачной. Дора станет символом перемен, к тому же там просто поддержать порядок.

– Дора так Дора, – откликнулся Робер, одновременно пытаясь не нагрубить и поймать ускользающую мысль, – но я бы не выкатывал горожанам слишком много вина.

– Мы ограничимся одним фонтаном, – согласился Айнсмеллер, – для мужчин. Женщины, дети и старики получат подарки от Его Величества.

– Не возражаешь? – К мундиру Удо была приколота оранжевая хризантема, а под глазами лежали синие круги. Граф Гонт явно провел бессонную ночь, ну и слава Создателю.

– Возражаю? – пожал плечами Робер. – С чего бы? Но я бы выбрал дело повеселее.

– А может, мне покаяться захотелось? – предположил брат Рихарда. – Во грехах.

– Если во грехах, – согласился Эпинэ, – то конечно...

Появился Мевен, доложил, что гимнеты готовы. Робер кивнул, Мевен отъехал, фыркнул и переступил с ноги на ногу Дракко, в окнах второго этажа мелькнула высокая фигура: Альдо проверил, все ли в порядке, и тут же отошел.

Запела труба, морискиллой разлилась флейта, грохнули барабаны. Эскорт Его Высокопреосвященства Левия тронулся с места строевой рысью по четыре всадника в ряд. Милосердие в окружении мушкетов... Милосердие, благословляющее палачей... Можно ли сильней оскорбить Создателя?

– Вы сегодня задумчивы, герцог, – заметил Айнсмеллер. Легкий ветерок играл белыми перьями, солнце дробилось на алмазном аграфе, хорошо под перчаткой колец не видно. Зрелища сверкавших на комендантских лапах рубинов Робер бы не вынес.

– Да, – огрызнулся Эпинэ, – я задумчив. Уверяю вас, мне есть о чем подумать.

– Но надо ли? – тихо, словно самому себе, сказал Удо. – Чем меньше думаешь, тем легче.

Талиг был именно Талигом, а не конфетной Талигойей. И радости от пришествия Раканов он не испытывал. Матильда смотрела на страну, которой собирался править внук, а видела закипающий котел. Не пройдет и пары месяцев, как нынешние победители угодят прямиком в суп. Со всеми потрохами. Матильда передернула плечами, словно ей стало холодно, и поймала сочувственный взгляд Его Высокопреосвященства.

– Замерзли? – клирик умело пододвинул к ногам спутницы походную жаровню. – Конечно, есть и другой способ. Порой к нему прибегают даже князья церкви.

Адриан точно прибегал. То, что Эсперадор пьет, знали только самые близкие. Такие, как Матильда Алати и епископ Левий. Вдовствующая принцесса подавила желание спросить у Его Высокопреосвященства, нет ли у него касеры. Ее собственная фляга осталась на попечении Лаци, равно как и Бочка, с которым Матильда была не в силах расстаться.

– Улыбаетесь? – заметил Левий. – Это хорошо. Сильные люди должны улыбаться, на этом держится мир. Сила сильных и слабость слабых – два крыла, которые несут Кэртиану. Если слабые обретут силу, а сильные впадут в слабость и недеяние, наступит конец всему. Смейтесь, принцесса! И держите порох сухим.

Твою кавалерию, что он несет? Даже Адриан с ней так не говорил, а ведь они были знакомы столько, сколько не живут. Целая жизнь и восемь дней в дороге... Матильда поправила фальшивый локон и в упор спросила:

– Ваше Высокопреосвященство, что вам нужно?

– Только одно, – пожал плечами клирик, – чтобы Великолепная Матильда осталась Великолепной Матильдой. Тогда у нас будет шанс остановить повозку над оврагом. Не поддавайтесь никому. Вы – старшая в роду, что бы ни вообразил ваш внук.