– Да, - закивал Джеймс.
– Вы правы.

Кайт-Фортескью ещё с минуту молча поедал его взглядом. Затем с озабоченным видом загасил сигарету и придавил окурок.

– Послушайте, Торчленд, - заговорил он.
– Вы, возможно, подумали, что я предлагаю вам потрудиться племенным жеребцом... Так вот - ничего подобного. Просто я хочу вам сказать, что вместо того, чтобы сидеть с каменной физиономией, читать мораль и защищать свою честь до последнего, вы должны держаться более раскованно. По-человечески. В конце концов, выписать рецепт может любой врач, тогда как моим пациенткам нужен прежде всего живой мужчина, или скорее - живая душа, а не робот или ходячий катехизис. Им нужно существо из плоти и крови, способное понять позывы их собственной плоти и крови, способное выслушать, посочувствовать, дать дельный совет...

Молчание. Джеймс вдруг впервые услышал тиканье часов и, переведя взгляд на облицованный мрамором камин, разглядел их. В следующее мгновение Кайт встал с кресла, пересек гостиную и подошел к изящному дубовому шкафу в стиле короля Иакова. Растворил дверцы, и взгляду Джеймса открылась целая батарея бутылок.

– Джин с тоником? Виски? Водка?

– Джин, пожалуйста, - попросил Джеймс.
– Благодарю вас.

Приготавливая напитки, Кайт продолжил свою речь.

– Выслушайте меня внимательно, Торчленд, и вам будет легче понять суть дела. Жена моя умерла восемь лет назад - Господи, упокой её душу. Мы жили с ней как два голубка, и смерть её потрясла меня. Тем не менее, мне удалось выжить - во многом благодаря моим друзьям и другим людям, проявившим ко мне просто неслыханную доброту. Многие из них впервые открылись мне в таком качестве. Вот с тех пор моя практика и начала процветать - во многом благодаря тому, что, оставшись один и перенеся тяжелейшую утрату, я научился лучше понимать других людей, вникать в их горести, оказывать им поддержку. Вы меня понимаете?

И он обернулся к Джеймсу, держа в руках бокалы с напитками. Золотистые дольки лимона красиво искрились в крохотных пузырьках газа.

– Порой мне кажется, что старина Фрейд, наткнувшись на сексуальную жилу, слишком рано отказался от дальнейших раскопок, - с улыбкой продолжил Кайт-Фортескью.
– Все это я говорю вам, Торчленд, исключительно для того, чтобы вы лучше меня поняли.

– Да, - кивнул Джеймс.
– Я вам очень признателен.

– И вот теперь я, одинокий вдовец, должен ублажать пару сотен столь же одиноких женщин, большинство из которых, впрочем, замужние.

Джеймс встал и принял из его рук бокал, наполненный прозрачным напитком.

– Однако "ублажать" - вовсе не означает, что я непременно укладываю их в постель.

– Боже упаси!
– Джеймс всплеснул руками, едва не выплеснув джин на ковер.
– Нет, конечно!

– В том смысле - что я их не всех укладываю, - поправился Кайт-Фортескью.

У Джеймса отвалилась челюсть. Пожилой доктор улыбнулся.

– Я шучу, вы уж меня извините. Ваше здоровье!
– Они чокнулись. Просто я хочу, чтобы вы твердо усвоили: вы не имеете права оставить разочарованной ни одну пациентку, чего бы она от вас ни добивалась!

Джеймс кивнул. Мысли в его голове смешались. Только ему начинало казаться, что он понимает, чего именно ждет от него Кайт-Фортескью, как буквально следующей фразой тот вновь приводил его в замешательство.

– Ну что, справитесь? Или это все-таки противоречит вашим убеждениям?

– Я не могу сказать, что мои убеждения столь уж разительно отличаются от ваших, - проблеял Джеймс.
– В том смысле, конечно, что...

– Тогда все в порядке, - рассмеялся Кайт-Фортескью.
– Я понимаю - у всех есть свои принципы, давно сложившиеся взгляды, однако порой они только мешают. Взять, скажем, мормона - он ни за что не позволит своим женам лечь под нож хирурга, даже если операция - единственное, что может спасти её жизнь. Кому нужны такие идиотские принципы?

Джеймс вновь кивнул. Кайт-Фортескью добавил, пожав плечами:

– Это, конечно, крайний случай. Но он хорошо иллюстрирует то, что я имею в виду.

– Вот именно, - поддакнул Джеймс.

Пожилой доктор снова устремил на него изучающий взгляд. С минуту оба молчали, затем Кайт-Фортескью произнес:

– Ну что ж, молодой человек, думаю, что нам с вами стоит рискнуть. Попробуем, а там посмотрим, что из этого выйдет. Меня не будет всего две-три недели, а это слишком короткий срок, чтобы вы успели причинить необратимый ущерб моей практике, но вполне достаточный, чтобы понять, подходит ли вам это место.

– Я сделаю все, что в моих силах, - клятвенно пообещал Джеймс.

– О, я ничуть не сомневаюсь, - заулыбался Кайт-Фортескью.
– Только забудьте хотя бы на время свои высокие моральные принципы. Нравственные устои - это одно, а жизненная правда - совсем другое, да и работа эта отнюдь не для ханжи.
– Заметив, как перекосилось лицо Джеймса, он поспешно добавил: - О, я вовсе не считаю вас ханжой, Боже упаси! Просто вы ещё слишком молоды, и из вашей головы не успела выветриться вся высокопарная дребедень, которую вбивали в неё за годы учебы. Прежде всего, вы должны оставаться человеком, а уж потом вспоминать про свои принципы.

Глядя прямо ему в глаза, Джеймс снова торжественно закивал.

Наконец Кайт-Фортескью решился.

– Что ж, тогда по рукам, старина. Приступайте к работе. Сыграйте с листа. А потом, если вы не распугаете всех моих пациентов, посмотрим, как быть дальше. Устраивает?

– Вполне, - заверил Джеймс.

– Тогда как насчет того, чтобы завтра утром переселиться сюда, в мой дом? Сегодня переночуете у своей тетушки, а потом - ко мне. Лады?

В Пони-коттедж Джеймс возвращался, словно во сне...