Шрифт:
Выхожу в холл.
— Здравствуйте, Лисенок. — Здравствуй, Странник. Так вот что ты писал эти пять лет. Хотя некоторые песни старше — я помню, ты их пел еще в старом Энтеле. — Да, Лисенок. Ну и как Вам все это? — Хорошо. Нет, честно, хорошо. А еще… — Ну же! — Ты очень меняешься на сцене. Я знаю тебя уже… Сколько? — Без малого шесть лет. Чуть-чуть не хватает. — …так вот, шесть лет. И знаю твою манеру жить. Но на сцене ты совсем другой. Почему? — Потому что здесь — я, а там — я и гитара. А это совсем разные вещи. А где?.. — Иришка? Не знаю. Наверное, сейчас подойдет. Слушай, про какую книгу ты говорил? — А помните, те же пять лет назад я Вам сказал, что написал очень интересный прозаический кусочек. Ну так вот, я написал еще несколько, объединил их в один цикл и опубликовал. Читайте. Кстати, чуть не забыл… Подождите здесь минутку, ладно.
Захожу в артистическую, забираю пакет.
— Это Вам, — достаю книгу и кассету, — дарственная надпись уже стоит. — Спасибо. Иришка! — кричит она в пространство за моей спиной, и я невольно оборачиваюсь. Так и есть, сюда идет. Одна… — Привет… — Здравствуйте…. Ириша, — язык не поворачивается произнести то имя, которое уже шесть лет мне снится. А ведь так ее звал только я… — Это Вам, — вручаю такой же подарок.
Она смотрит на дарственную надпись, и удивленно поднимает брови. Показывает Лисенку — а я улыбаюсь. Я слишком хорошо помню, что там написано.
Той, кому посвящено все, что я писал.
Потом — дата, и подпись: трижды изломанная линия, перечеркнутая другой так, как иногда горизонт перечеркивает дорогу. Так вот, милая…
— Как Вам то, что я сегодня пел? — Ты стал лучше петь. Это плюс. — А тексты, а музыка? — Не знаю… — Как же так, Вы же музыкант, филолог — как Вы не можете оценить все это? — Именно потому, что я музыкант и филолог. Мои знания встают между мной и твоими песнями, не давая их понять. Глупо, наверное… Давай потом, ладно?.. — Ладно… — голос внезапно садится. Что с ней? Сама не своя…
Она отходит.
— Что с ней, Лисенок? — Не знаю. Совсем не знаю…
Я провожаю Иришку взглядом. Вот она доходит до первого ряда стендов, к ней подходит Сладкоголосый, что-то начинает оживленно объяснять. Она беспомощно пожимает плечами…
— Странник! — Ау? — Что ты там увидел? — Иришка и… Умелец. — Кто?… А, поняла. Почему ты его всегда называешь безличными именами? — Не знаю. Привык. И… Вы же знаете, я его не люблю. — С тех пор? — С тех пор.
…беспомощно пожимает плечами и утыкается лицом ему в грудь. Он какое-то мгновение остается недвижным, а затем обнимает ее и прижимает к себе, поглаживая по волосам. Она поворачивает лицо ко мне, и я замечаю…
— Странник, что с тобой?
… замечаю влажные дорожки слез на ее щеках…
Она плачет? Почему?
… ее щеках. Потом она поднимает голову, так знакомым мне движением чуть запрокидывая ее назад…
Нет. Не верю!
… назад и Сладкоголосый целует ее в чуть приоткрытые губы.
Нет!
— Странник!
…Я прихожу в себя только в артистической, и осознаю, что я сижу и глупо глажу гриф гитары. Распорядитель что-то мне говорит… Что? На сцену? Ах да — второе отделение…. Сейчас. Будет вам второе отделение… Всем вам будет… Что будет?
Звук.
— Дамы и господа! Я вынужден сообщить вам несколько неприятное известие: второе отделение концерта пройдет несколько не так, как планировалось. То есть, я предполагал, что оно будет, как и первое, сбалансированным на предмет песен, выражаясь приземленно, откровенно грустных и песен, грустных слегка. Теперь же, в силе некоторых обстоятельств, я должен вас предупредить: веселых песен не будет. Я, в общем-то, никогда не умел их писать. А сейчас еще и разучился их петь. Простите.
Сейчас, чтобы как-то начать, я спою песню, написанную мной летом 1997 года, когда я уехал в Юрмалу… Это в чем-то мое кредо. Итак, "Блюз в ми-миноре".
По прокуренным кухням чужих квартир, По пыльным дорогам из трактира в трактир, По асфальту шоссе ты меняешь город на город. Шесть серебряных нитей к шести колкам Словно мост к тому дому — да через века Словно голоса звук, что тебя по ночам все тревожит. Время — как сон. Тянется вновь под ногами перегон. Что столетья тебе — лишь пригоршня песка, Да только топчется в сердце глухая тоска, Превращая час в век, разрывая виски тупой болью. Ты кричишь, что ты в норме — наивная ложь. На лице капли — слезы? — да нет, просто дождь. Отчего же их вкус горчит во рту морской солью? Время — как сон. Тянется вновь под ногами перегон.Соло. С трудом поднимаю глаза.
Она в зале.
И что? Что — теперь?
Он рядом.
Как — теперь?
Танец пальцев по струнам; изломанный блюз, Скрытый от вдохновенья, забывший про муз, Рожденный лишь памятью короткого прикосновенья. Над умолкнувшем звуком спускается ночь, Снова пытка бессоницы — кто в силах помочь? Тебе известен ответ. Он плывет в стекле застывших мгновений. Имя — как сон. Тянется вновь под ногами перегон.